Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
— Надеюсь, — сказала я, — имущество вашей свиты проверять не надо? Никаких посторонних артефактов у вас нет?
Видимо, выражение у меня было очень приятное, потому что смотреть на Вэгса было просто жалко. Зашуганный аристократ — душераздирающее зрелище.
— Что вы, прекраснейшая леди Карла, — сказал он. Изо всех сил пытался как-то сохранить лицо. — Мы ведь понимаем, как важна эта миссия…
— А вы что скажете, Валор? — спросила я.
Он ухитрился улыбнуться — и глазами, и тоном:
— Всё чисто, дорогая. Всё у них чисто. Они все лишены Дара, простые честные люди. Угрозу могли бы представлять только артефакты, но, как мы с вами ощущаем, ничто не указывает на их присутствие.
Клай и Майр дали подчинённым демонстративную отмашку, чтобы те опустили пулемёты. И вся эта делегация втянулась на территорию закрытой зоны. Засолить меня в бочке с килькой, если хоть один из них хотел туда заходить!
Мы им показали!
Живые лошади впали в панику при виде костяшек — кавалеристы еле успокоили их, а бедные зверюги ещё и не хотели есть зерно, пропахшее гарью. Референт Вэгса побежал блевать, ещё не доходя до самого интересного, — просто при виде тел на площади. Дальше, у храма, уже плохело и кавалеристам. Во всяком случае, они не слишком уверенно держались. Землисто-серый референт попытался выпросить у бледно-зелёного Вэгса разрешение не ходить дальше, но Вэгс, к его чести, отказал. Решил, что информация должна быть собрана во что бы то ни стало.
— Когда есть выбор — это прекрасно, — любезнейшим тоном прокомментировал происходящее Валор. — Мне представляется, что вы все, благороднейшие мессиры, должны оценить чудовищность положения людей, у которых выбора не было, не так ли?
— Что это? — еле выговорил шеф газетёров, показывая взглядом на громадный череп с глазом. Глаз начал разлагаться — и выглядело всё это даже живописнее, чем сразу после пожара.
— Видимо, один из демонов-стражей, — сказал Валор тоном школьного учителя. — Пожирателей душ. Здесь их прикармливали, чтобы они позволяли выйти в мир людей и вселиться в мёртвые тела своим адским подопечным. Любопытно, кстати, где люди Хаэлы умудрились раздобыть такую экзотическую оболочку… Ну, над этим наши люди работают, они выяснят, каким образом здесь создавали всю эту мерзость. Мы примем меры к тому, чтобы разочаровать желающих повторить опыт.
В общем, долгой экскурсии не получилось. Вскоре драгоценный мессир дипломат и его свита выглядели так, будто их тыкали носом в нужник: тошно до полной нестерпимости — и уже жаль, что согласились на это дело. Едва держались.
А чего ждать от людей, которые даже на костяшек и мою собаку посматривали с опаской!
Простые газетёры смотрелись лучше всех: этим было интересно. Они делали светокарточки даже самой отъявленной мерзости… я неточно выразилась: они особенно тщательно делали светокарточки отъявленной мерзости, они даже порывались как-то немного поправить какие-то гнусные останки, чтобы лучше смотрелось на снимке. Они были любопытные, им было интересно, — любопытство побеждало и страх, и отвращение — этих мы зауважали, особенно лохматого парня, который носил широченный галстук в ярко-красную полосочку. Мэтр Ликстон, газета «Перелесская сойка». Я спросила, почему сойка — он объяснил, что сойка знает новости лучше всех. Пообещал поделиться светокарточками с коллегами из Прибережья, раз уж такое дело. Профессионалы — народ приятный.
Но аристократам всего этого было многовато. И мы их великодушно пригласили отдохнуть и пообедать.
С нами. И с пленными.
А почему нет, собственно? Да, тут у нас пищу готовили два сильно кулинарно одарённых диверсанта, а помогали им пленные поздоровее. И было бы как-то дико требовать, чтобы они готовили какие-то особенные разносолы для аристократов, тем более что мы с пленными офицерами ели ту же самую кашу с копчёной свининой — и никто не умер.
Хотя до дворцовой кухни этой стряпне и далеко.
Но я честно не понимаю, почему может Ланс, у которого родословная, как у принца крови, и его боевые товарищи, среди которых пятеро баронов, а дипломаты страны, которая устроила весь этот ужас, не могут.
Мы устроили обед под открытым небом, как вчера делали. Референт Вэгса заикнулся, что, быть может, стоило бы пойти в штабной корпус, — наши поржали, Валор очень любезно объяснил, что там никто есть не сможет. И они сидели на мешках с крупой, покрытых шинелями, с мисками на коленях, очень прямо, будто боялись вместе с осанкой потерять и перелесское достоинство.
И у них эта каша явственно в горле застревала. С адским дымком, я понимаю.
И получилось, что разговор у нас шёл с газетёрами, а их эскорт смешался с нашими пленными — вышло непринуждённо до острой боли, потому что как-то уж особенно откровенно.
А резанул дипломатам именно Ланс. Который имел право на все двести процентов — и у которого с рассудком за последние часы стало совсем хорошо.
— Вы что же, мессир Вэгс, — сказал Ланс, уплетая кашу, — считаете, что угощение вам не по чину?
Вэгс, которому мы Ланса уже давно представили, сделал самую дружескую и почтительную мину — с оттенком этакой скорби, о том, что приходится с юношей из ближайшего окружения государыни беседовать в совершенно неподходящем месте:
— Ну что вы, прекраснейший мессир барон…
— Вообще-то могли бы легко избежать, — сказал Ланс. — Вы ж знали, куда ехали, Вэгс. Что люди здесь: раненые, больные, может, умирающие. Которым ваше руководство, ваш король, элита ваша такие замечательные вещи готовили, что я поминутно Бога благодарю за их неудачу. Знали?
Вэгс чуть пожал плечами, улыбнулся беспомощно, мол, что ж, знал, в общих чертах.
— Тут и ваши солдатики есть, так-то, — продолжал Ланс. — И гражданские. Несчастные мужики из Чащобья, что под раздачу попали. Их просто вывозить было некогда, понимаете? А что они перелесской элите — десятком больше, десятком меньше… Ну и решили их под нож пустить, чтоб не болтали, — и крикнул в толпу: — Правильно я говорю, лешак?
— А то ж, мессир, — с готовностью отозвались оттуда.
— Ну вот, — сказал Ланс. — Вы знали. Но бутылки эля раненым не прихватили. Флакончика бальзама обезболивающего. Куска хлеба… вот как так вообще?
Они растерялись. Это как-то уже и выходило за дипломатический протокол напрочь.
— Вы только не подумайте, что это я у вас прошу, — сказал Ланс. Я знать не