Мария Шабанова - Одной дорогой

— Уже пришли.

Сигвальд указал на небольшое полуразрушенное двухэтажное строение без каких-либо опознавательных знаков, которое терялось на фоне десятка таких же точно зданий. Окна были закрыты глухими ставнями и только тусклый свет, пробивающийся изнутри сквозь щели дверей и окон, указывал, что оно не совсем заброшено.

— Что за дыра? — поморщилась Асель, войдя в неухоженную таверну с крайне бедной обстановкой, по сравнению с которой даже «Добрый арбалет» мог показаться алгардскими хоромами.

— Хорошая дыра, глубокая, — отвечал Сигвальд, проходя мимо трактирщика, который проводил их безразличным взглядом — очевидно, такие ситуации были здесь в порядке вещей.

С горем пополам поднявшись на второй этаж, Асель распахнула комнату Сигвальда, которая по размеру и обстановке скорее походила на чулан — в ней умещалась только узкая кровать да пара стульев, на одном из которых стоял мятый таз; на небольшом окошке висела та самая пресловутая половая тряпка, которую хозяева подобных заведений пытались выдавать за штору.

— Ты только не отключайся, — говорила степнячка, усаживая Сигвальда на кровать.

Торопливо расстегнув все ремешки дублета, она стянула доспех с воина, который глухо рычал и ругался на языке Велетхлау при каждом прикосновении к обломку стрелы, торчащему из плеча. Его рубашку, сильно залитую кровью, Асель разорвала безо всякого сожаления и, плеснув водой из кувшина, стоящего тут же, на плечо, осмотрела рану. Стрела прошла аккурат под левой ключицей, в опасной близости от плечевого сустава.

— Не так плохо, как я думала, — сказала она, разрывая простынь на полоски. — Сейчас я перевяжу тебя и сбегаю за лекарем…

— Нет, — решительно заявил воин. — Скоро всем лекарям сообщат наши приметы, и тогда он нас обязательно сдаст.

— Если мы его не позовем, то сдавать будет уже некого, — отвечала Асель, освобождая Сигвальда от остатков рубашки.

— Просто вытащи стрелу и перевяжи рану, — настаивал Сигвальд. — Тебе ведь приходилось обращаться с ранеными?

— Да, но девять из десяти не доживали до рассвета. К тому же, мне кажется, что у тебя перебита кость, — заметила она, пошатав пальцем сломанное древко.

Сигвальд отозвался болезненным стоном.

— Асель! Ну неужели так сложно хоть раз в жизни сделать то, о чем тебя просят? Если ты сделаешь хоть шаг из комнаты, я выдерну стрелу сам, и тогда лечить точно будет некого.

— Идиот! Упертый чертов идиот! — в сердцах крикнула степнячка. — Ладно. Хорошо, если тебе в самом деле надоело жить, я сделаю, как ты говоришь. Но не удивляйся, если утро вдруг не наступит.

Покопавшись в карманах, Асель извлекла из них маленький кожаный мешочек, в котором хранилось еще несколько тканевых узелков. По запаху она выбрала один и вытряхнула из него на ладонь несколько маленьких сушеных ягод какого-то растения.

— Вот, пожуй это, — приказала она Сигвальду.

— Что за дрянь? — скривился он, раскусив ягодку, которая оказалась горше полыни.

— Это притупит боль. Не хочу, чтобы ты орал на всю улицу, когда я стану вытаскивать стрелу.

Сигвальд наблюдал за тем, как Асель крепко связывает полоски ткани, некогда бывшие простынею. Когда все они оказались связанными, степнячка перекинула бинт через плечо воина, которому уже было тяжело сидеть на кровати.

— Эй, может ты вытащишь это из меня, прежде чем перевязывать? — спросил он, почувствовав, как бинт оборачивается вокруг плеча.

— А может ты сам будешь лечиться, раз такой умный? — раздраженно спросила Асель. — Ты и так потерял много крови, а если я вытащу стрелу, не передавив вены, то, что в тебе еще осталось, вытечет за несколько минут. Так что сиди и молчи, умник.

Степнячка накладывала повязку так туго, что ткань больно врезалась в кожу северянина. Почти на каждом новом витке Асель случайно цепляла обломок стрелы, на что Сигвальд отвечал стоном и дикой руганью, но с каждым разом стоны становились все тише, а слова все неразборчивее.

Асель уже почти закончила с перевязкой, когда почувствовала, что Сигвальд совсем обмяк и бессильно повис на ее руках, его голова запрокинулась назад, глаза были прикрыты. Осторожно положив его на тощую подушку, Асель проверила дыхание, послушала сердце, приложив ухо к груди.

— Наконец-то, — тяжело вздохнула она.

Собрав свои вещи, которые она бросила прямо на пол, чтоб не мешались, Асель заперла дверь на засов, который казался надежнее замка, и, еще раз взглянув на Сигвальда, выскользнула в окно.

Степнячка всегда без труда ориентировалась на местности и даже наступление темноты не могло сбить ее с толку. Она двигалась быстро и тихо, стараясь оставаться в тени, невидимой для случайных запоздалых прохожих и изредка возникающих стражников. Асель торопилась и, проходя мимо какой-то конюшни, с трудом удержалась от соблазна присвоить чужую лошадь.

«Нет, так я попадусь быстрее», — думала она, ускоряя шаг.

Деловой Квартал встретил Асель горящими окнами домов, хорошо освещающими все закоулки, и многочисленными горожанами, которые разгуливали по опрятным чистым улочкам и даже не думали еще ложиться спать. Из шикарных заведений, которые язык не поворачивался назвать трактирами и кабаками, доносилась музыка и песни, веселый гам нарядной толпы.

Слиться с толпой казалось невозможным для Асель, которая выделялась своей одеждой среди дам в длинных платьях и мужчин в парадных сюртуках, однако на практике на нее никто не обратил внимания, в том числе и стражник, с которым она едва не столкнулась нос к носу.

Вскоре она достигла улицы Васта ре Гард и в растерянности остановилась перед домом номер десять. Длинное трехэтажное каменное здание светилось десятками окон, странные изогнутые трубы непонятного назначения на стенах отсвечивали медными боками, поддерживаемые каменными скульптурами фантастических созданий.

— Это и есть десятый дом? — фыркнула Асель, озадаченно осматривая бессчетные окна. — Вот урод…

— Под словом «урод» вы подразумеваете химеру над входом или кого-нибудь, кто пригласил вас, указав только номер дома?

От колонны, подпирающей массивный козырек над крыльцом, отделился молодой парень в модной черной рубашке, по-пижонски расстегнутой до середины груди. Пока Асель соображала, что ответить незнакомцу, он продолжил разговор сам.

— По вам нельзя сказать, что вы способны обидеть каменную горгулью, уже не первый век страдающую от подобных нападок. Значит вы, милая девушка, кого-то ищете.

Ослепительно улыбаясь, парень называл Асель милой девушкой, даже не видя ее лица, скрытого капюшоном. Разговоры с незнакомцами не входили в планы степнячки, но он был ее единственной надеждой найти того, кто был действительно нужен.