Восстать из Холодных Углей - Роберт Дж. Хейс
Когда, наконец, на горизонте показался Пикарр, руины моего бывшего дома снова вызвали приступ меланхолии. Мы с Джозефом провели много времени на Башне хвастунов, наблюдая, как город под нами живет своей обыденной жизнью. Меняя демонстрацию магии — не более чем фокусы для Хранителей Источников нашего уровня — на сладкие булочки или кофе. В этом, конечно, не было необходимости, академия обеспечивала нас едой в таком количестве, в каком мы хотели, но было приятно обменять наши навыки на что-то осязаемое. Однажды я похвасталась перед подмастерьями кузнеца и развела огонь гораздо жарче, чем могли бы сделать все они, работая над мехами. Откуда мне было знать, что в топке нужно поддерживать оптимальную температуру? Кузнец прогнал меня, подняв молот над головой, и все это под одобрительный свист своих подмастерьев. Глубокая тоска по утраченному, по ушедшим лучшим временам. От людей, которых я когда-то знала, остались только кости и тускнеющие воспоминания, их лица давно забыты миром.
Что есть такое в прошлом, чего бы тебе на самом деле хотелось? Спокойных дней? Тебе бы наскучило спокойствие. Людей, которые давно умерли? Ты, как никто другой, знаешь, что смерть — это цикл, который можно прервать, если правильно распорядиться своей силой. Анонимность? Обманывай других или себя, Эскара, но я знаю правду. Ты гордишься своей репутацией. Страх и благоговение перед твоим именем дают тебе больше власти, чем любой Источник. Править — это хорошо.
Мы подъехали к руинам достаточно близко, чтобы я могла разглядеть бродящих вокруг призраков, расплывчатые пятна, обреченные проводить свои последние дни в одиночестве, пока о них не останется даже воспоминаний. Я могла бы потратить время на то, чтобы освободить всех этих призраков, но их было так много. Целый город, тысячи и тысячи людей. Они поплыли ко мне, когда я приблизилась к городской черте, влекомые страхом, который держал в себе Сссеракис.
Мы спешились и привязали наших птиц к ближайшему дереву. Хардту и Тамуре они скоро снова понадобятся. Мы сели у ручья и съели последний ужин — сушеное мясо и черствый хлеб, запив его свежей водой, прогретой полуденным солнцем. Мы все молчали, даже Тамура, мы все знали, что́ должно было произойти.
— Мир изменился в тот день, когда Локар и Лурса наконец обнялись, — сказал Тамура, и в его голосе зазвучали интонации рассказчика, которыми он обычно пользовался в тавернах. — Бессчетные годы они летали по небу, наблюдая за Оваэрисом. Люди любят говорить, что Локар преследовал свою любовницу, но всегда было наоборот. Лурса, более крупная из них двоих и красная, как кровь, преследовала, в то время как Локар убегал. Они никогда не были любовниками. Локар был добычей, а Лурса — хищницей, и их соединяла бесконечная погоня.
Когда Лурса поймала свою жертву, объятия были одновременно катастрофическими и чудесными. Жители Оваэриса — люди, гарны и муры — посмотрели на небо и увидели, как поверхность обеих лун трескается, когда они свернули и врезались друг в друга. Даже Лурса, обладающая большими размерами, не смогла выйти из этого конфликта невредимой. Поверхности обоих наших лун треснули, и огромные куски были выброшены в пространство между нашим миром и лунами. Скалы размером с города упали на землю, и произошла катастрофа. Сила удара была так велика, что пыль, взметнувшаяся в небо, закрыла солнце, звезды и луны. На Оваэрис опустилась постоянная ночь.
Это звучит предпочтительнее, чем свет вашего солнца.
— Но все вокруг не может расти без солнца. Жизнь здесь не может существовать без света. Существа поднялись из глубин, рискуя попасть в мир, в который они редко ступали. Серые монстры с потрескавшейся кожей, из которой сочился желтый свет, и заостренными зубами. Другие, маленькие твари с облезлой шерстью и безглазые, выползли из трещин в земле, чтобы распространить свое свирепое присутствие на мир, под которым они так долго прятались. Столкновение лун привело к катаклизму, в котором никто не смог выжить. Моря вскипели, и муры гибли тысячами. Джунгли горели, и впервые за все время существования гарны прекратили свою бесконечную войну, чтобы умереть вместе.
— В этом есть какой-то смысл, старина? — спросил Хардт, и усмешка выдала его притворное раздражение.
Тамура вздохнул и закатил глаза. «У таренов нет глаз, но они не слепы. Почему?» Он приложил ладонь к уху.
При таком ярком свете удивительно, что вы не все ослепли. В насмешке Сссеракиса чувствовалось товарищество. Тогда я поняла, что моему ужасу хочется присоединиться к ним, стать частью группы. Он был со мной так долго и провел с Хардтом и Тамурой почти столько же времени, сколько и я. Насколько это возможно для любого воплощения страха, Сссеракис относился к ним как к друзьям. Только они даже не подозревали о его существовании, не говоря уже о том, чтобы считать его другом. Что ж, может быть, они и знали, но никогда бы в этом не признались. Тогда я задумалась об одиночестве, которое испытывал Сссеракис, запертый внутри меня в компании только со мной. И я не всегда была лучшей компанией.
Не жалей меня. Чувство товарищества быстро сменилось негодованием. Я лорд Севоари. Друзья — это концепция Оваэриса. Вашего мира света и уз.
— Кого ты пытаешься убедить? — Сссеракис не нашелся, что мне ответить, но я заметила, что Хардт и Тамура наблюдают за мной. — Ты рассказывал историю, Тамура.
Старый Аспект ухмыльнулся и вернулся к рассказу, как будто его и не прерывали.
— Настал конец мира. Гарны-астроманты предсказали его. Муры-гидробинды объединили свои силы, но были бессильны остановить его. Оваэрис умирал, и порождения тьмы восстали, чтобы забрать его труп.
Но в самый мрачный час нашего мира появился новый свет, который был вызван тем
