Возвышение ученицы мага - Айисдоттир
Глядя на своих мечников, на бордовые полоски их брони, в их черные глаза, скрывающие глубокий смысл воинского пути, созерцая ту фундаментальную решимость, которой они были объяты, Тонг укреплялся в мысли, что ему хватит сил и знаний. Он полагался на свое воинство. Не на владение мечом или ярость островитян, но на спокойствие своих мечников, воителей Нарума. Они ценны были не тем, что хорошо владели изогнутым островным клинком, а тем что готовы были идти туда, куда нужно и сражаться там, где нужно, отступать и наступать по приказу и без колебания.
Сейчас они шли по узкой тропе, проложенной по довольно крутому склону. Воинство держалось ближе к горным вершинам, избегало идти по равнине и показываться в открытых местах. Разведчики псиоников не должны были раньше времени обнаружить это предприятие.
Этому также способствовало озверение местных гоблинских племен, которые стали вылавливать людей и убивать их. Новость о разрушении Бингора пробудила гнев во всех гоблинах континента. Набеги на поля Мерхона участились, а потому легион не действовал на большом расстоянии от города и лишь посылал небольшие отряды для укрепления границ и подавления волнений среди подневольных гоблинов. И только дерзкая атака Нарума должна была вынудить легион выйти из города целиком.
Гоблины, ненавидевшие людей, пропускали островитян, зная, что те сражаются с Мерхоном. В этой ненависти островитяне и гоблины были едины.
В светлой низине близ берега, где птицы пели, сливаясь в неровный хор, Тонг встретился с вождем одного из племён.
— Ты хочешь пройти на север? — гоблины вполне легко осваивали чужую речь, гораздо быстрее и легче, чем островитяне или даже люди.
— Да. Мой путь лежит на север.
— Я сражался с Нарума. Много лет назад. Родителей моих порубили. Был Эр. Теперь Мерхон. Скоро Эр не будет, только Мерхон будет.
И тогда Тонг Нарума внимательнее пригляделся к сидящему перед ним гоблину, с которым разговаривал. На самом деле это был самый приятный гоблин из всех, которых он когда-либо видел. Одет он был в шкуры местных зверьков, и так бедно и просто, как все гоблины его племени, что были опытными охотниками. Большие черные глаза этого гоблина обросли веками с множеством складок, щеки его тоже свисали складками. Его морда если и походила на морду собаки, то это была вполне симпатичная собачонка, не лишенная мудрости, такая, какая хорошо бы относилась к детям. Но любого зверя можно довести до отчаяния, так говорил отец Тонга.
— Ты не хочешь меня пропускать?
— Если хочешь пройти на север, иди.
— Ты уверен в этом, гоблин? — в голосе Тонга послышалась нотка раздражения, но вождь не придал этому значения.
— Я не встану у тебя на пути, Нарума.
Гоблины знали свои силы и не всегда шли на врага открыто, часто они ударяли в спину тем, кто им не нравился, за это в Эр их презирали. Островитянин сел скрестив ноги, отложил в сторону меч. Речь его вернула себе ту задумчивую тягучесть, с которой он обычно обговаривал дела, требующие более обдуманного решения.
— Твое племя давно здесь живет?
— Мой отец тут охотился, его отец, и его отец. Мои дети сейчас охотятся, их дети будут.
— Ты боишься легиона? Вождь, Мерхон очень далеко отсюда.
— Плиты с камнями. Мерхон нигде не далеко. Придет. Очень быстро.
— Ты видел платформы? — и Тонг сделал изображающее полет движение ладонью.
— Был в рабстве. Много лет прошло. Видел плиты с камнями.
— Ты… наверное ещё молодой был, вождь.
— Да.
— Что ты хочешь за пропуск?
— Ничего не надо. Обойди. Там перевал, — и он показал рукой, не спуская глаз с Тонга.
— Мне нельзя там идти. Меня увидят враги. И тогда, они точно придут сюда, к тебе, к твоим детям, внукам… Уже больше не поохотишься.
— У Мерхона везде глаза.
— Да, вождь, везде глаза… Знаешь, я мог бы не только не вырезать все твое племя целиком… но даже дать тебе немного серебра.
Гоблин только промолчал в ответ. По его жабьим глазам невозможно было подумать, что он чувствует в этот момент, как бы Тонг не вглядывался в них.
И стало грустно Тонгу Нарума. Потому что не хотел он истреблять целое племя гоблинов посреди столь красивого хвойного леса. Не хотел марать меч на глазах у древесных духов, которых очень почитал за то великолепие, которое они хранили. Но кроме эстетических соображений, у Тонга было военное опасение, другие племена могли настроится против него.
Спустя какое-то время гоблин сам заговорил:
— Мерхон придет. Везде Мерхон будет. Будет это. Не будет ничего другого.
— И поэтому ты ждешь, когда мерхонцы и придут и учинят расправу? — Тонг усмехнулся.
— Мерхонцы не придут, если их не трогать. Мое племя не трогает.
Островитянин замолчал в раздумьях.
— Что я могу тебе дать, вождь? Ты хочешь серебро?
— Ничего, Нарума. Я хотел, чтобы ты не шел этими лесами. Но если хочешь, иди.
— Ты не просишь платы. Мне придется убить здесь всех, чтобы никто не напал на меня потом. Ты… не веришь мне? Не веришь, что я сделаю это?
— Я покажу тропу ближе к вершинам, — смиренно ответил гоблин.
Сощурив глаза, Тонг хмуро направил взгляд в никуда.
— Ты не только покажешь мне эту тропу. Ты пойдешь со мной и будешь идти, пока я не завершу свой поход и не вернусь в эти низины.
Подняв испуганное лицо, гоблин замотал головой.
— Серебро, серебро, Нарума!
— Нет, ты пойдешь со мной, — и Тонг засмеялся.
Деревянные ворота в стене были открыты. Матиас любил сидеть здесь, любуясь облаками, проходящими совсем близко под башнями, скрывая нижние этажи. Свешивая ноги с края, Матиас пил вино и думал о том, как сколотит ещё одну лодку для господина Кина.
Пахомий был занят только тем, что, вытачивал кристаллы и колдовал над ними, наполняя их энергией. Ограда из тонких деревянных стен теперь создавала для него отдельную комнату в мастерской, он называл её своим углом и просиживал там дни напролет, работая над механизмом. Матиас его не трогал.
Ему вообще сильно повезло с таким приятелем как Пахомий. Лучшего партнера не сыскать. Талантливый маг, благодаря искушенности которого торгашеское упорство Матиаса нашло наилучшее применение. Матиас торговал овощами на рынке, продавал разные безделушки, занимался торговлей навынос в жилых башня трибы ремесленников и даже в трибе легатов. Все это ему давно осточертело. Ему хотелось предлагать людям товар, который менял бы их жизнь, и теперь у него был такой. Матиас был уверен, что сейчас они просто балуются, но при смекалке таких магов, как Пахомий, кристаллы за считанные десятилетия изменят
