Марина Дяченко - Авантюрист

В последнее время у моей жены появилась скверная привычка понимающе улыбаться. Однажды она подкрепила такую улыбку словами – и волосы зашевелились у меня на голове: она рассуждала о том, что мы, вероятно, встретимся в царстве мертвых на другой же день после моей смерти…

Во-первых, я не очень-то верю в царство мертвых. Во-вторых, что за истерические нотки в рассуждениях юной девушки?!

В последний момент у меня хватило ума не убеждать ее в том, что так называемая любовь придет к ней снова, на этот раз вместе с нормальной семьей, детьми и спокойствием. Я просто сообщил ей, что недоволен – подобные малодушные рассуждения недостойны дочери Эгерта Солля; она очень удивилась. С ее точки зрения, помыслы о самоубийстве вовсе не были малодушными…

Я не стал разубеждать ее и сказал, что малодушие – верить в мою смерть. Она сделалась красной, как закатное солнце, и поклялась любить меня до старости.

Со времени этого разговора миновала неделя. Больше мы к этой теме не возвращались, но я видел, что оптимизм Аланы тает по мере того, как дни сменяют друг друга. И что она все более хочет поделиться своим грузом, но не со мной – мне своего хватает, но с Танталь…

Я ошибся. Мне надо было рассказать все – в ту нашу встречу, в подземелье, когда свет факелов ударил мне в лицо… Рассказать все. Тогда Танталь, возможно, не стала бы освобождать меня из оков, и через пару дней я благополучно воссоединился бы с призраком-Дамиром…

Почему мне так отчаянно везло в замке близнецов? Может быть, мой предок-слуга вовсе не столь беспомощен, как кажется?

– Дамир, – сказал я с усмешкой.

Мои спутницы снова на меня взглянули. Потом посмотрели друг на друга, но не проронили ни слова.

– Вина, жратвы, живее! Именем князя Сотта!

Терпеть не могу, когда в трактир, где ты остановился, вламывается, бряцая оружием, орава головорезов. Шум, грязь, крики служанок, которых щипают за бока, пьяная похвальба, пошлые забавы – и все это, как правило, прикрывается кичливым гербом и звонким именем, причем герб клыкаст до смешного, а имя никому ничего не говорит…

– Хозяин, мы ищем комедиантов!

Танталь вздрогнула и подняла голову.

– В трактире у моста нам сказали, что комедианты, две повозки, заходили к ним три дня назад… Десять золотых тому, кто укажет, где они сейчас!

Голос был уверенный, хрипловатый. Знакомый голос, а в сочетании со словом «комедианты» – даже зловещий. Алана удивленно оглянулась.

– Не верти головой, – сказал я негромко. – Спокойно кушай.

Их было человек двадцать. Как и в прошлый раз. Когда угол трактира был отгорожен занавеской, и смешная старуха с седыми космами из-под плаща взяла верх над дикой публикой, заставила ржать, валясь со стульев…

Сколько времени прошло? Несколько месяцев? А князек-то подрос. Или это перенесенное унижение заставило его рывком повзрослеть, из сопливого звереныша превратиться в молодого зверя?

Светлое Небо, они ищут нас с тех самых пор? Ищут так долго, так далеко от собственных владений, ищут тщетно – и все никак не уймутся?

– Они вышли на Бариана. – Танталь говорила почти не открывая рта. – Они обязательно его НАЙДУТ. Ретано…

А ведь я мог переморозить их в сугробах. Всех подряд. Р-рогатая судьба, сколько полезного я мог сделать в жизни – и поленился…

Князек уже допрашивал кого-то – местные жители, хоть и перепуганные, явно охочи были до золотых монет. Сведения давались из желания угодить, но были очень уж противоречивы – выходило, что комедиантов видели чуть ли не вчера и совсем близко, но вот беда – в трех местах сразу…

Найти человека в путанице дорог почти невозможно. Найти две повозки – немногим легче, если, конечно, повозки не принадлежат комедиантам…

Размалеванные повозки – яркая фишка в груде игральных костей. Странно, что князек, столь рьяно помышляющий о мести, не поймал Бариана до сих пор.

– Ешьте, – сказал я Алане и Танталь. – И пореже поглядывайте в их сторону. Они ищут комедиантов, а в настоящий момент мы не имеем отношения ни к каким…

– А ПОЧЕМУ они ищут комедиантов? – перебила Алана. – Что за новые тайны, пес подери, я хочу знать, отчего у вас такие вытянутые рожи!

Я затылком поймал несколько любопытных взглядов. Нельзя все время отворачиваться, надо показать им хоть щеку; если человек упорно прячет лицо, что-то в ним нечисто, а ведь, казалось бы, приличный господин, никакой не комедиант…

В этот самый момент в общем галдеже прорезался тоненький взволнованный голос. Я разом осознал всю справедливость поговорки «навострил уши» – еще секунда, и уши мои, казалось, встретятся на макушке.

Подросток – поваренок, или служка, или кем он там был – выдавал совершенно достоверные, с его точки зрения, сведения. Комедианты дважды сыграли свое представление на весенней ярмарке, а потом мальчишка своими глазами видел повозки на большой дороге – комедианты направлялись к югу, в город, это было вчера, стало быть, сегодняшнюю ночь они ночуют в том трактире, что на большом распутье, там клопы и горелое мясо, а от хозяйской дочки разит так, что…

Мальчишку прервали. Взяли за шиворот, чтобы напугать, и показали монетку, чтобы поощрить. Мальчишка заткнулся, тем временем прочие поставщики сведений, чьи шансы заработать денежку резко сократились, одновременно загалдели: про то, что играли на ярмарке, каждая собака знает, а ехали не по большой дороге, а по малой, и не к югу, а к реке, к перевозу, задумали, видно, по ярмаркам…

– Бариан собирался в город. – Танталь с отвращением разглядывала содержимое своей тарелки.

Мальчишка-доносчик снова обрел дар речи:

– Песьей кишкой клянусь, я слышал, они болтали, что в город…

Кому-то отвесили звонкий подзатыльник.

– Что расселись! – рявкнул князек на своих головорезов. – А ну по коням!

Головорезы зароптали. Они успели угнездиться за столами, заказать еды и выпивки – весь день в седле, ни маковой росинки, задницы поотбиты, морды шелушатся, позволь, сиятельство, хоть по кружечке…

Я осторожно повернул голову.

На князька наседали с трех сторон – подносили вертел с лоснящимся от жира мясом, предлагали пригубить вина, доказывали, что до «того вшивого трактира» рукой подать; хозяин гостиницы старался больше всех – очевидно, алчность была в его душе сильнее страха перед необузданной вооруженной оравой…

Подростка – а это был щекастый паренек в съехавшем на ухо поварском колпаке – оттеснили. Тщетно пытаясь пробиться на глаза князю, он возмущенно вопил об обещанных деньгах – до тех самых пор, пока не получил от кого-то зуботычину. Мне не было его жаль.

Танталь мужественно жевала кусок сыра. Прожевав, протянула под столом руку и коснулась моего колена.