Наследник Агонии - Евгений Альтмайер
– Ничего безнадежного, – безмятежно отозвалась Лаура.
– Думаешь? – Не стал разделять ее оптимизма Рафаэль.
Карта, указывающая путь к сокровищнице, утеряна безвозвратно. Хуана и след простыл. Разумеется, можно прибегнуть к вульгарному похищению – если только Горацио и остальные не последовали за своим блохастым приятелем.
Вот только самый осведомленный в этой компании – сам Горацио. А исчезновение сына одного из членов магической гильдии бесследным не пройдет. Слишком чревато…
А еще ему не дает покоя невесть куда исчезнувший лич. Едва ли мертвый колдун отправился на прогулку под звездами. Что замышляет древнее зло, из-за Рафаэля вырвавшееся на свободу?
– Уверена. Даже если эти юнцы первыми доберутся до подземного дворца – никакой беды в этом не будет. В сокровищнице кематхийского сатрапа должно быть сокрыто куда больше золота, чем мы нашли в катакомбах. Не так-то просто вывезти его или найти применение. Если кто-то из их компании начнет сорить золотом – это не пройдет незамеченным. И тогда на сцену выйдут гончие из числа контрабандистов.
Рафаэль задумчиво потер подбородок. Наверное, любовница права. И все равно в глубине души возится что-то раздраженное. Ему до безумия хочется оказаться первым, кто ступит под древние своды. Это должен быть он, а не Хуан или треклятые колдуны-недоучки!
– Мне тоже обидно, что не удалось узнать точное место. Но быть может, оно и к лучшему. Там запросто могут быть какие-нибудь ловушки… или еще один саркофаг с древним колдуном. Пусть мальчишки рискуют головами.
– Если они наткнутся на какую-нибудь потустороннюю гадость и сложат головы – нам от этого легче не станет.
– Как бы то ни было, пока что мы не властны что-то изменить. Впрочем… – В голосе Лауры прозвучала задумчивость. – Возможно, следует еще раз посетить святилище Агонии?
– Зачем?
Не слишком его тянет в зловещее подземелье. Особенно после того, как Ашмираль напомнила о долге.
Вот только вряд ли шарахаться от Черной Принцессы – хорошая затея. Князья Зла – не из тех, кто забывает о чужих обязательствах или прощает их. И не те, от кого можно сбежать, как от облапошенного кредитора.
– Если я верно поняла Исс’Ши, святилище намного древнее Замка Фей. Его построили еще в те времена, когда на этих местах стояли колонии Кематхи. И если так – служители Агонии и древние колдуны, что устроили странные загадки с сокрытой сокровищницей вполне могли быть одними и теми же людьми. Вдруг удастся найти какую-нибудь подсказку?
В груди вспыхнул робкий огонек надежды.
– Идем. – Лаура поднялась с кровати и потянулась к сброшенному на пол платью. – До рассвета осталось не так мало времени. Мы вполне успеем осмотреться.
Этой ночью Карлос спал особенно плохо. В последние дни его мучает невесть откуда накатившая бессонница. Стоит опустить голову на подушку – и вместо привычного беспробудного забытья перед глазами плывут багровые пятна, сквозь которые проступает нечто такое, о чем он давным-давно запретил себе думать.
А еще из головы не идут слова проклятого мальчишки.
Никогда в жизни Карлос Альварес не раскаивался в том, что именно его клинок оборвал жизнь проклятого монстра, каким был его отец. Салазар был воплощением всех мыслимых пороков, а прочих членов семьи воспринимал как бессловесные инструменты, пригодные лишь слепо исполнять роль, отведенную темными планами чернокнижника.
Чудовище следовало уничтожить – во благо их дома. Или, все-таки, чувство вины гложет его, незаметно от себя самого? В конце концов, Карлос отрекся от титула, который должен был унаследовать. Ни разу за свою жизнь не пожалев о выборе: Мигель оказался достойным главой Альварес.
Знать бы еще, что он имел в виду, когда упомянул единожды, что их семья несет клеймо стократ более страшное и темное, чем чары и интриги злобного колдуна. Но глава дома предпочел сохранить эту тайну даже от ближайших соратников. А Карлос посчитал неверным настаивать и требовать ответов.
Но почему вдруг Рафаэль упомянул отцеубийство? Может ли мальчишка что-то знать? Или просто брякнул в запале глупость, которая теперь не дает покоя?
Карлос поморщился. Беспечный дурак Мартин. Его племянник, которого розгами и кулаками приходилось отваживать от неуместного любопытства и тяги к темным силам. Собственная жена, оказавшаяся бестолковой похотливой курицей, жаждущей лишь светских развлечений. Наверное, иной страстно желал бы такого окружения, спеша разделить низменные пороки, в которых утопают члены их семьи.
Но сам Карлос всегда мечтал о жизни аскета, способного очистить перед богами собственную душу… И, по мере возможности, снять хотя бы несколько темных пятен с их рода.
Но чем дальше он пытается продвинуться на пути служения Аманару, тем больший хаос воцаряется в душе, как будто нечто, сокрытое в самой глубине его крови, корчится от боли от одной лишь мысли о прикосновении к благой силе бога милосердия.
Карлос сам не заметил, как провалился в зыбкий тревожный сон. Перед глазами медленно плывут знакомые переходы замковых подземелий. Зыбкое видение уводит все глубже, сквозь непроглядный мрак проступают ровные каменные плиты.
– Не останавливайся. Осталось совсем немного. – Тихий вкрадчивый шепот разносится внутри головы.
Карлос замер. Он стоит посреди тонущего во тьме коридора. Ладонь привычным жестом стиснула рукоять шпаги. Как он, тьма подери, здесь оказался?
Резко крутанулся на каблуках – и заметил краем глаза прянувшую в сторону полупрозрачную тень. Перед взором поплыли багровые пятна. И, отзываясь им, бегущая по венам кровь полоснула мучительной болью.
– Кто ты? – Прохрипел Карлос, выхватывая шпагу.
Досадливый смешок за спиной.
– Твой бог чуть сильнее, чем мне бы того хотелось.
Резкий разворот и стремительный выпад. Но клинок лишь пронзил пустоту.
– Назовись, темное отродье!
– Имя? Да… Было когда-то. – Ехидно шепнуло за спиной существо. – Но людские имена уже мало что для меня значат. Довольно тебе знать, что ты – всего лишь часть меня. Часть, что тщетно пытается бежать от скверны, что струится в твоей крови.
– Моя душа чиста от тьмы! – Зарычал Карлос.
Еще одна попытка наугад ударить шпагой куда-то в подземную тьму вновь оказалась бесплодной.
– Твоя душа принадлежит госпоже. И то, что в пустой гордыне мнит себя свободной – лишь иллюзия, порожденная страхом истинной силы.
Усилием воли Карлос заставил себя опустить оружие. С чем бы он ни
