Евгения Кострова - Лазурное море - изумрудная луна (СИ)

Он на мгновение остановил свой рассказ, поднимая ладонь, истерзанную шрамом. Для Анаиэля темные линии судьбы казались черными змеями, жгучими червями, поедающими плоть, а уродливый шрам, пересекающий кожу, оберегом. Таор с усилием вытащил меч из зыбких песков, вкладывая его в кожаную кобуру на спине, резко выдергивая петли и узлы тесьмы на плаще, давая материи скатиться по его могучим предплечьям и торсу к земле. Он осмотрел заточенные кинжалы на кожаной перевязи, охватывающей его сильную грудь, и, не смотря на своего спутника, твердо сказал, проводя мозолистыми пальцами по острому лезвию охотничьего ножа:

— Мне не важно, что сказал прорицатель. Узнаю я Вашу судьбу или нет, ничего и никогда не изменится, какие бы поступки бы Вам не предрекли, какой бы суровой путь не лежал впереди. Я всегда буду Вашей правой рукой, мечом, который будет убивать и спасать, лишь бы на то была Ваша воля, — с возбуждением в голосе и огнем безумия в глазах говорил прислужник, и волосы его были темны, как умирающий клевер в осеннем дожде.

— Я буду щитом и даже после своей смерти. Я стану мстительным духом, ибо говорят, что если дух силен, он сможет воплотиться в смерч. И я не отпущу из своих когтей Ваших врагов, я растерзаю каждого, кто осмелится встать перед Вашими желаниями, мой господин, — с почтением склонив голову, сдавленно завершил он.

— Я всего лишь Ваше оружие, используйте меня, как инструмент для достижения желаемых и вожделенных сердцем целей, — шептал он в молитве, проклятии и клятве, и глаза седых туманов погрузились в темную глубину ночного океана. Жестокий, пронизывающий до костей ветер налетел с неба, и конечности мечника дрожали от холода, зубы содрогались, свирепые длинные клыки северного ветра очерчивали огромными ледяными когтями его лицо, прикасаясь к шраму на щеке, замерзая кристальным инеем на бровях, как сизые росы на ирисах. Его же ладони, на мече плавились от жара и истекали багровой кровью. Нестерпимая боль прожигала каждый нерв, дрожь охватила сильное тело, словно испытываемая агония, была залогом его правдивых слов. Серебряный свет, отблесками искрящегося снега, покрыл пески под ногами, как бегущие ручьи, освещая далекие песчаные долины и засушливые дюны, сверкающие башни белоснежного фрегата. И как в причудливом сне переливалась сизая дымка, тонкая как прозрачная батистовая ткань, и в воздух взмыли соколы, и в небесах шумела нежная песня их крыльев, рассекающие порывы вторящего их перьям ветра. Он был опьянен красотою белого света, как от славного красного вина, горячившего горло, оставляющую сладость на кончике языка, и не мог опустить свой взгляд, даже когда зачарованные птицы исчезли, растворяясь в синеющей темноте.

Таор поднял свой взор, смотря, как кружевные завихрения ветров сплетаются в холодных потоках в белых тигров и золотых львов с золотою шкурой, и косматая грива горящим пламенем вздымалась до самых небес.

— Если Вы испытаете от моей службы, хотя бы крупицу отрады, — шептал он, готовый ринуться к ногам своего господина, утратив всякий стыд, предаться унижению в его глазах, и по его же слову пасть перед смертью, — моя жизнь, чем бы она ни завершилась, не была бессмысленной.

Мужчина долгое время ничего не отвечал, смотря в светлый свинец глаз сильнейшего воина в адамантовых равнинах, слава о силе черного мечника достигла даже окраин у зеленого моря, агатовых павильонов на хрустальных озерах, раскинувшихся в великолепных садах Альбиона, и затем человек неспешно улыбнулся, уголки его губ приподнялись, обнажая белизну зубов. И улыбка походила на лунный свет, играющий в ветвях бирюзовой ивы в чистой ночи, отражением солнца на листьях красного делоникса. Сизо-сапфировые вихри ветра взметнулись, и на песок встал леопард, вонзая когти в застекленную поверхность земли, расставляя мощные конечности и поигрывая черными ушами, прислушиваясь к полету ветряных струй. Серебряная луна блестела на густом и коротком мехе песочной охры, светясь платиной на черных розетках и кольцах разбросанных по телу пятен. Зверь встряхнул массивной головой и приземистой походкой ступал по раскаленному песку, недовольно поднимая из груди злобное рычание. Таор крепче сжал кулаки, с затаенным волнением всматриваясь в очертания хищного зверя, воссозданного из пустоты, оскалившего клыки перед ним, и обступив воина, ринулся к высоким сияющим в светлой ночи вратам, к сверкающим богиням-близнецам.

— Я расскажу тебе лишь самую главную часть своего предначертания, — сказал мужчина, отстегивая дряхлую, износившуюся плащаницу. Его боевой костюм был черен, как окруживший мрак теней, что подступал со всех сторон, будто вся нежить, питающаяся чернотою, дымом и сумрачными туманами, была вышита на его прекрасном одеянии, а золотом, окаймлявшая края шелковых штанин и обегающей туники без рукавов, ознаменовала рассвет золотых песков. Бескрайние пески и далекие засушливые равнины, подземные ручьи и скалистые аллеи высоких гор с красными вершинами, как соки черешни, были его домом, и он защищал и любил эти земли, за которые бы с радостью отдал жизнь. Таор знал это, и не раз видел, как его господин рисковал собой, не страшась лихорадок и чумы, охвативших далекие и малочисленные племена и деревни, всегда следуя в самые безлюдные и безнадежные на спасение земли, привнося своим приходом и здравие, и покой. Он освобождал от медных цепей позора, прикованных в пустынях смертников, отвергнутых своими племенами, предлагая пищу и последние запасы воды. И все ради того, чтобы не свершилось пророчество, к которому вела его судьба. Он убегал от возлежащей перед ним судьбы и проклинал трусость, что испытывала душу.

— Последовав за мной, ты отказался от благородного дома, и я ценю твой выбор, как и дорожу преданностью, — говорил мужчина, внимательно всматриваясь в тонкие струи крови, капающей с ладоней прислужника. — Теперь ты один из ненавистных изгнанников Империи, за которым будут охотиться, как и за мной. Гонимый всеми и не признаваемый ни одним другим дворянским родом, и каждый из выходцев в этой семье будет неустанно преследовать тебя.

— Смерть охотится за мной с самого рождения, — с усмешкой сказал Таор, пожав плечами, — и пока еще ни одному исчадию не удалось свести со мной счеты за погибель тысячи.

Анаиэль остановился перед воином, приседая на корточки, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза, как равные, пока земля под их ногами дышала, дрожала. И все больше диковинных существ вступали на белоснежные песчаные ковры. Без труда, этот человек создавал армии из воздуха и коварного, пугающего воображения, которые могли противостоять и войскам смертным, и стражам бессмертных. Таор перевел свой взор на медно-ореховые стройные и тонкие тела каракалов, пустынных охотников предгорья, что вставали в длинные шеренги, оскаливаясь клыкастыми пастями. Такой зверь прыгнет в самую гущу сражения, раздирая сверкающими когтями и агатовые щиты, и алмазные колья. Правая скула на его лице невольно дернулась, и он глубоко вздохнул, попытавшись расслабиться, чувствуя кожей золотые взгляды, прикованные к нему.