Светлана Крушина - Северный пес

— Помогите-ка ему забраться в седло, — произнесла Марьяна царственным тоном, кивая на Грэма. — Рук не развязывайте.

Сидеть в седле, когда руки у тебя скручены за спиной — удовольствие ниже среднего, в этом Грэм убедился, как только оказался на спине Беса. Вдобавок ко всему, на него еще накинули петлю, один конец которой удерживал вместе с поводьями жеребца тип в стеганке. Никогда еще Грэму не приходилось ездить так — как преступник на казнь, — и он скрипнул зубами от бессильной злости. Вот так, на веревке, его протащат через город… да, Борон их побери, через все королевство! Ну, Марьяна, ну, забавница…

Она словно услышала его мысли, небрежно взмахнула рукой, и тут же на плечи Грэма опустился широкий темно-коричневый плащ из грубой шерсти. Теперь только хорошенько присмотревшись, можно было заметить веревку, которая тянулась от его пут в руки «стеганого» человека.

Марьяна, не глядя на него, вспорхнула в седло подведенной ей гнедой кобылки, запахнулась плотнее в свою алую мантию. Грэм все пытался встретиться с ней взглядом, но внимание его было отвлечено появлением Мэнни. Его вел, крепко держа за руку, человек из числа вооруженного сопровождения Марьяны. Увидев Грэма, мальчишка рванулся к нему, но держали его крепко.

— Спокойно, парень, — остановил его Грэм, стараясь говорить ровным голосом. Если Мэнни начнет бороться, ему могут причинить вред. — Тебе лучше не подходить. Делай все, что тебе говорят.

— Разумные речи, — мурлыкнула Марьяна. — Подведите мальчика ко мне. Я хочу, чтобы он ехал со мной рядом.

Мэнни взглянул на Грэма совершенно несчастными серыми глазами, но позволил увести себя.

На улицах на кавалькаду оглядывались, и немудрено, процессия была не из маленьких. Впереди ехали двое парней из охраны госпожи гильдмастера, далее следовала сама Марьяна бок о бок с Мэнни, а за ними держались все остальные, среди которых был и Грэм, которого охраняли буквально со всех сторон. Он внимательно присматривался ко всем — все равно делать ему было нечего — и скоро высмотрел человека, у седла которого висел его клинок. Грэм еще не знал, как будет действовать дальше: позволит ли довезти себя до Танела и казнить там, или попытается сбежать по дороге. Говоря откровенно, после того финта, что устроила Джулия, у него совершенно отпала охота продолжать жить дальше. Но, с другой стороны, позволить тащить себя, как барана на бойню — это было как-то унизительно.

Вот если бы как-нибудь перекинуться словечком с Марьяной и узнать, что она задумала, действительно ли она хочет видеть его смерть в своем храме. Интересно то, что она вообще хотела его смерти. Странная перемена, однако. Хотя и лет прошло немало. Неужели ее так обидело то, что он оставил ее в Танеле десять лет назад, сбагрив на руки господину Финну? Никогда не поймешь этих женщин.

Из города их выпустили беспрепятственно, да еще и пожелали счастливого пути. Грэм только удивился. Кажется, Марьяну здесь знали, и относились к ней с симпатией и уважением. Просто удивительно, когда она успела так развернуться?

Для кого как, а для Грэма путь вовсе не был счастливым или хотя бы приятным. Пожалуй, он не мог припомнить столь же отвратительного путешествия, разве что только плавание в Самистр на каторжном судне. Ехали быстро, даже со спешкой, а такой темп передвижения только затруднял Грэму задачу держаться в седле. Руки у него затекли, спину ломило, а скрученные за ней кисти лишали возможности нормально облокотиться о луку седла. Кроме того, «личный» конвойный Грэма, тот самый, в стеганой куртке (его звали Тило, и это имя будило в Грэме не слишком приятные воспоминания), иногда увлекался и слишком сильно натягивал веревку, и тогда петля болезненно врезалась в тело там, где его не прикрывал расстегнутый кожаный дублет. Плащ, к счастью, с Грэма сняли, как только процессия покинула город, а иначе он просто-напросто спекся бы в нем под теплыми лучами лигийского весеннего солнца.

Мэнни ехал впереди, с Марьяной, которая, склонившись в седле, о чем-то с ним беседовала. Мальчик отвечал неохотно, то и дело оглядываясь на дядю. На мордашке его было написано нешуточное беспокойство, но ни малейшего страха.

К вечеру подобное путешествие утомило Грэма настолько, что еще немного, и он свалился бы с седла. Интересно, думал он, будут ли медейцы устраивать привал, или собираются ехать всю ночь? А если остановятся на ночь, то где: на постоялом дворе или просто в поле?

Едва солнце коснулось краем горизонта, он получил ответы на свои вопросы. Марьяна остановилась, и вокруг нее сгрудились ее люди, о чем-то переговариваясь. Женщина указала в сторону кромки леса, который виднелся по правую руку от дороги, и все, недолго посовещавшись, двинулись в ту сторону. Ага, подумал Грэм, постоялого двора не будет. Что и понятно, там труднее устроить пленного, да и хозяин может просто не захотеть связываться.

На лесной опушке Грэма довольно бесцеремонно стряхнули с седла, после чего его привязали между двумя деревьями с таким расчетом, чтобы он не мог свести руки вместе. Недалеко, так, чтобы держать его в поле зрения, устроился Тило, демонстративно положив на колени обнаженный меч. Очень мило, подумал Грэм, неужели мне придется провести ночь вот так вот распятым, да еще в компании такого дуболома? Не слишком приятная перспектива.

Тем временем, четверо парней быстро поставили шатер — небольшой, явно на одну персону. Грэм заметил, что Марьяна, усевшаяся на поваленный ствол недалеко от него, не отпускает от себя Мэнни, который уже явно не находит себе места от нетерпения. Парни управились с шатром быстро, после чего в таком же темпе распаковали сумки и стали вытаскивать оттуда всякую снедь. Грэм понял, что костра не будет. То ли ребята не хотели светиться, то ли просто решили не возиться с огнем. Все, в том числе и Мэнни, получили по куску хлеба и толстому ломтю холодного мяса. Грэм, напостившийся в темнице храма Фекса, голода, тем не менее, не ощущал. В том лихорадочно-возбужденном состоянии, в каком он пребывал в последние дни, ему было не до еды. Поэтому он не очень расстроился бы, если бы о нем забыли, но тут он увидел, как Марьяна, указывая прямо на него, дает мальчишке еще один кусок хлеба.

— Дама сказала, что это вам, — выдохнул Мэнни, подбегая.

— Передай даме спасибо, — отозвался Грэм отнюдь не любезным тоном, но хлеб взял. Он еле-еле мог дотянуться губами до ладони, и есть так было не слишком удобно; кроме того, и со стороны это наверняка выглядело в высшей степени по-идиотски, но все лучше, чем есть из рук восьмилетнего пацана.

— А кто эта дама? — с детским любопытством спросил Мэнни.