Ксения Медведевич - Кладезь бездны

   - Но... - пробормотал аль-Мамун, оглядываясь.

   Они опять стояли перед воротами Ирема. Над виднокраем пустыни занимался бледный, чуть розоватый рассвет.

   - Мы с ним...

   - В разных местах, - отрезал аль-Хидр.

   Ястреб прекратил бить крыльями, нахохлился и затих. Осторожно, чтобы не испугать птицу, аль-Мамун попытался провести ладонью по коричневой встопорщенной спине. Ястреб как-то странно припал клювом к его запястью - укусить, что ли, хочет? С него станется...

   И вдруг аль-Мамун понял, что птицу бьет крупная дрожь. Он был даже уверен, что, если захочет, услышит сумасшедшее биение не птичьего, а человеческого, тьфу, сумеречного сердца. И тяжелое, загнанное дыхание забившегося в последнее укрытие существа.

   Подняв глаза на старика, Абдаллах понял, что не ошибся. Аль-Хидр смотрел на Тарика с нескрываемым торжеством и скалил острые, желтоватые зубы. Под щеткой седых усов явственно обозначались два больших верхних клыка.

   - Ну ладно, - насытившись видом униженного врага, важно сказал дух. - Забирай. Забирай его к себе, человек. Хотя, по справедливости...

   - Есть ли воздаяние за добро, кроме добра? - быстро сказал аль-Мамун, едва не поперхнувшись от собственной храбрости.

   - Идите, - сверкнув глазами, бросил аль-Хидр.

   Аль-Мамун не двинулся с места.

   Старик смерил его одобрительным взглядом - мол, тебя не проведешь. И добавил:

   - Идите за мной.

   - У меня был заключен договор перед этими воротами, - пересохшими губами сказал аль-Мамун. - Я выполнил свою часть. Пусть Сестры выполнят свою.

   - У тебя вся рука в крови, - нехорошо усмехнулся аль-Хидр. - А на рукаве сидит убийца одной из сестер. Не боишься? Может, уберешься подобру-поздорову?

   - "Ему принадлежит власть над небесами и землей, и к Всевышнему возвращаются все дела. Он вводит ночь в день и вводит день в ночь, и Он знает про то, что в груди", - немеющими губами прошептал аль-Мамун. - Я не уйду, не истребовав своей части.

   - А его... - кивнул аль-Хидр на жалко съежившуюся птицу, - не жалко?

   - "Он - тот, который низводит на раба Своего знамения ясные, чтобы вывести нас из мрака к свету", - из последних сил прошептал Абдаллах. - Со мной Всевышний, и что меня испугает?

   - Последний раз спрашиваю, идиот, - презрительно сказал, как сплюнул, дух.

   - Требую... исполнения... договора...

   Аль-Хидр взмахнул рукой.

   Мир вспыхнул ослепительным зеленым пламенем. Аль-Мамун, наверное, заорал, и орал, пока в легких не кончился воздух, а горло не охрипло.

   В бесконечном промежутке между тьмой и светом, до того, как открыть глаза, он снова провалился в безвременье. В безвидной темноте, напоминающей о ночи, в которой он шел к воротам Ирема, его настиг голос аль-Хидра:

   - Смотри-ка, не отступился. Ла-ааадно, твоя взяла, человек. Договор исполнен. И за что вам, смертным козявкам, от Него такое благоволение, понять не могу, вошки вошками, а поди ж ты, какое уважение, и к кому?.. зачем?..

   Злое старческое бормотание постепенно затихало, оставаясь позади, позади, словно он, аль-Мамун, с отчаянным криком, подобно снаряду, летел куда-то вперед, в свет, в яркий ослепительный свет...

   - Аааааа!...

   Ух. Кричать он прекратил, только почувствовав под собой жесткий каменный пол.

   Некоторое время он так и сидел - чувствуя каменную крошку под задницей и холодивший шею сквозняк.

   - Абдаллах?..

   - А? - раскрыл он глаза.

   - О мой халиф! - тут же почтительно поправился Джунайд.

   Здоровенные карие глаза суфия таращились на него совсем близко - их лица не разделяла и ширина ладони.

   Вокруг стояла темнота.

   - Я... ослеп?.. - вдруг решил испугаться аль-Мамун.

   - Нет, нет, о мой повелитель! - быстро забормотал суфий, все так же пристально глядя на него. - Просто сейчас на дворе ночь - вот и темно.

   - А... где я? - осторожно поинтересовался аль-Мамун.

   Тело ужасно, ужасно затекло. Он двинул ногой, и от щиколотки побежали огненные мурашки.

   - Ойййй...

   - Что?...

   - Ноги затекли!.. Так где я?

   - Все там же, о мой халиф. В пристройке у входа в масджид.

   И тут аль-Мамун ахнул и заметался - ну, почти заметался:

   - А... он?

   - Что?

   - Тарик? Где Тарик?

   Он же держал его за руку! А сейчас - точно, на полу перед его пытавшимися разогнуться ногами было совершенно пусто!

   - Ах, Тарик... - облегченно вздохнул суфий. - С ним... все... хорошо. Будет.

   - А... почему его здесь... нет?

   - Он пришел в себя... некоторое время назад. Его уже... одним словом, он уже в лагере, и с ним все будет хорошо.

   - Ну да... мы же возвращались из разных мест... - пробормотал аль-Мамун.

   - Из очень разных, - с нажимом произнес суфий.

   Его взгляд был очень, очень холоден. Абдаллах не выдержал и опустил глаза. Он подозревал, о чем идет речь. Но Джунайду не обязательно знать о дрожащей птице на рукаве.

   - Он... что-то рассказал? - аль-Мамун решил спросить на всякий случай.

   Джунайд морозно усмехнулся:

   - Я думаю, что Тарик будет не в состоянии что-либо рассказывать еще очень долгое время, о мой халиф. Чтобы заговорить, ему понадобятся недели две - по меньшей мере.

   Абдаллаха передернуло:

   - Но... с ним...

   - Все будет хорошо, - жестко ответил Джунайд. - Ничего страшного, о мой халиф. Ничего страшного. Зато... - тут суфийский шейх снова улыбнулся, да так, что у аль-Мамуна засосало под ложечкой, - ... я думаю, что Тарик все понял. Да, - покивал сам себе Джунайд, продолжая все так же криво усмехаться. - Я думаю, что нерегиль все, все понял, о мой повелитель.

   - Сколько времени прошло, пока мы?...

   - Немного, о мой халиф. Еще не сменилась первая стража.

   - А... там?

   - А вот этого, - тихо сказал Джунайд, - никто не знает наверняка.

   - А приблизительно? - уперся аль-Мамун.

   Суфий окинул его внимательным, цепким взглядом:

   - Приблизительно... приблизительно, о мой халиф, сказать можно.

   - Как?

   - Человеческое тело слабо, мой повелитель. Дела духа гибельны для плоти. Время, проведенное на тропе созерцания, познается по времени, которое суфий проводит в немощи и болях после возвращения в дневной мир.

   - Немощи?..

   - Я думаю, о мой халиф, что тебе следует запастись терпением.

   - Что?

   - Твои ноги не затекли.

   - А...

   - Они отнялись. Я думаю - по меньшей мере на месяц.

   - Да что за!..

   И аль-Мамун попытался вскочить.

   В следующий миг вверх по позвоночнику стрельнуло такой болью, что он лишь тихо ахнул - и потерял сознание.