Ксения Медведевич - Кладезь бездны

   Кстати, вот нужно решить, как привезти в столицу пленных карматских вождей. Посадить ли их на высоких верблюдов? По старому обычаю - в цепях и в парчовых халатах, обшитых мехом и хвостами бобров? Народу столпится много, Мадинат-аль-Заура нужно показать, что карматы разбиты, и предводители их схвачены! Преступников нужно поднять повыше! Может, посадить их на слонов? Или привязать к высоким шестам, а шесты укрепить на спинах верблюдов?

   Конечно, парс согласился взять эти неприятные хлопоты на себя. Войско необходимо распустить по джундам, а изнывающую в неизвестности столицу умиротворить зрелищем казни страшных врагов халифата.

   Да буду я жертвой за тебя, о мой халиф...

   Где нерегиль? А шайтан его знает, мой повелитель, его никто не видит, кроме Джунайда и сумеречников. Говорят, самийа пришел в себя совсем недавно, и к нему еще не вернулся дар речи. Вот так Всевышний покарал за гордыню этого врага веры, да. Лежит, говорят, пластом и мычит что-то несвязное. Воистину, есть справедливость в том, чтобы на аль-Кариа, Великое бедствие, обрушились несчастья, и чтобы приносящий беду попал в тяжкие обстоятельства.

   Так проходили дни. Недели. Неделя за неделей.

   Ибн Шуману удалось справиться с пролежнями. Но ноги Абдаллаха, увы, так пока и не держали. В голове шумело, и в яркие солнечные дни внутри черепа просыпалась страшная, как удары долотом, боль. В последние дни - дни? или недели? - старый лекарь стал прибегать к опиуму, чтобы облегчить страданья халифа.

   Халифа ли, вот в чем вопрос. А если сила не вернется к его ногам?..

   Эти мысли аль-Мамун гнал, как назойливых навозных мух. Но в последние дни - дни?.. недели?.. - они зудели в голове все настойчивей.

   Еще он приказал отправить Нум и харим в столицу. С войском Тахира путешествие через растревоженные войной земли будет безопаснее. В конце концов, самое страшное, что может ее ждать в Мадинат-аль-Заура - это ссора с Буран. Зато хоть сыновей увидит. Парс должен был уже отправиться в путь - совсем недавно Тахир прислал очередное почтительнейшее письмо, уведомляющее о скором отбытии войск. Недавно - это когда?.. А впрочем, не все ли равно...

   ...Ветер снова задергал ставни, словно желал лично вломиться в пыльную комнатенку. Шорох соломы сменился свиристением бьющего в деревянную решетку песка. В солнечном свете метались пылинки, очередной порыв забросил под ставни мелкие камушки и куриный помет.

   С трудом потянувшись за чашкой, аль-Мамун обнаружил в ней только дохлую муху. Обе ноги лежали ровно, торча ступнями под полосатым тканым покрывалом. Медный кальян с опиумным зельем верным стражем стоял в изголовье.

   Хотелось пить.

   - Зухайр! Зухайр!

   Тишина.

   - Зирар!

   Да куда они все подевались? То их не вытолкать, то не дозваться...

   - Зухайр!

   Тишина. Из соседней комнаты - ни звука.

   Ветер швырнул в решетки окна новой горстью сора, и тот с шелестом ссеялся на террасу. На мгновение аль-Мамуну показалось, что во дворе мелькнула какая-то тень. Протерев красные - то ли от бессонницы, то ли от сна, то ли от опиумного дыма - глаза, Абдаллах прищурился и посмотрел внимательнее. Никого. Даже цыплята не бродят.

   Из соседней комнаты послышался - шорох?..

   - Зухайр?.. Где вы все?

   Напряженно вслушиваясь, аль-Мамун вдруг поймал себя на мысли, что делает глупость. Евнух не стал бы шелестеть и шуршать. Он бы пробежал по коврам, спеша на зов господина...

   Шорох не повторился. Но Абдаллах почему-то продолжил очень внимательно слушать. Шуршал ветер. Где-то цвиркнул дрозд - за стеной облетал лепестками яблоневый сад.

   Ну что же это такое... Что это было... Почудилось.

   Расслабляя спину и облегченно сутулясь, аль-Мамун вздохнул. И тут же резко вздрогнул.

   На террасе скрипнула половица.

   - Кто там?!

   Терраса и соседняя комната замерли. Тишина.

   Под подушкой когда-то давно лежала джамбия. Не отрывая взгляда от складок занавески, разделяющей комнаты, - эх, почему ткань не прозрачная! - аль-Мамун полез ладонью под слежавшуюся подушку. Шарящие пальцы ничего не нащупали.

   На террасе скрипнуло снова.

   Словно отзываясь - а чего уж бояться, все равно все понятно - из соседней комнаты послышался явный шорох шагов по ковру.

   Морщась от боли в пояснице, аль-Мамун развернулся и отбросил мокрый от пота войлок. Под ним было пусто.

   - Зухайр!..

   Как глупо. Как глупо!..

   Занавеску резко дернули в сторону. За ней стоял человек с замотанным черной тканью лицом. И с обнаженной джамбией в руке.

   На террасе скрипели шаги - вот со скрежетом распахнулись решетки ставен в соседнюю комнату. Идущий решил посмотреть, есть ли там кто. Судя по тишине, никого там не было.

   Человек без лица спокойно направился к аль-Мамуну.

   Ноги лежали ровно, ступни одинаково приподнимали полосатое одеяло.

   - Как вы смеете?! - глупо завопил Абдаллах. - Я ваш халиф! Я потомок Пророка, ты будешь проклят, если поднимешь на меня руку!

   Убийца остановился. И фыркнул под повязкой:

   - Твой брат кричал то же самое, о глупец...

   За спиной загремело и заскрипело дерево ставен - с террасы кто-то вошел. В ужасе обернувшись, аль-Мамун встретился взглядом со вторым убийцей: черные как маслины глаза смотрели презрительно. Из-под такой же черной повязки глухо прозвучало:

   - Хватит болтать.

   Затаив дыхание, аль-Мамун завороженно смотрел, как блестит изогнутое лезвие джамбии. Блеск приближался.

   - Нет... нет... - глупо бормотал он.

   Человек без лица вдруг остановился как вкопанный. За спиной Абдаллаха послышался стон.

   Аль-Мамун не имел сил обернуться. Он смотрел на блеск лезвия. Джамбия выпала из разжавшейся руки и глухо стукнула о ковры. Убийца пошатнулся - и плашмя, во весь рост рухнул лицом вниз.

   Словно в ответ, за спиной послышался стук обвалившегося на пол тела. Аль-Мамун стиснул зубы и обернулся. Несший ему смерть человек лежал ничком. Спину наискось рассекала длинная широкая рана. В ране быстро поднималась кровь.

   Опершись на ставню, в дверях на террасу стоял Тарик.

   Плюнув в располосованное тело, нерегиль встряхнул окровавленный клинок, очищая лезвие. Певучий звук вернул аль-Мамуну дар речи. Сталь со скрежетом вдвинулась в ножны, самийа шагнул вперед, и Абдаллах выдавил из себя:

   - Б-благодарю...

   - Пустяки, - ответил Тарик, перешагивая через труп. - Я бы с бОльшим удовольствием освежевал ибн Шумана.

   И, подхватив длинный кальян с опиумом, вышвырнул его в раскрытое окно на террасу. Сверкнув медным боком, тот ударился о землю, отбросив в сторону трубку в цветной оплетке.