Ксения Медведевич - Кладезь бездны

   Пожелает, говоришь... соблаговолит... Да кто ты такой, грязная вша?

   От тихого, ползучего шипения стыла в жилах кровь. И распухала холодными, льдистыми осколками, распирая грудь, как у одинокой птицы, замерзшей на ветке.

   Хи-хи-хи, глупый человечек думает, что там, на небесах, есть кому-то до него дело... хи-хи-хи...

   Сердце колотилось так, что дышать стало невмоготу, а лицо залил пот. И ни рукой, ни ногой не двинуть, и левой руки вовсе не чувствуешь...

   Через год здесь не будет никого!!! Вас всех смоет! Твари! Эта земля уйдет под воду и мрак, как это было всегда, до начала времен! Вши! Твари! Осквернители почвы! Вот что Он для вас приготовил - огонь! И Волну выше глупых минаретов! Вы сдохнете! Сдохнете! Сдохнете!!!..

   - Покажись, - пересохшими губами прошептал аль-Мамун тысяче шепотков. - Покажись, аль-Лат. Покажись.

   В голове установилась настороженная тишина.

   - Ну же, - еще громче сказал Абдаллах. - Покажись! Или ты горазда пугать лишь шепотом?

   И тут богини снова рассмеялись - обе. Растерянно крутясь и оглядываясь, аль-Мамун видел, как сотрясаются черные плечи Уззы, как запрокидывает ушастую песью башку Манат. Богини веселились. От души.

   А, отсмеявшись, Узза фыркнула:

   Она не может! Твой маленький сумеречник лишил ее облика! Даже тени на песке не осталось!

   И обе фигуры вновь сотряслись в громовом, но беззвучном хохоте. Богини смеялись, а вокруг стояла... тишина. Звучная, как струна. Звучащая тишина Всевышнего.

   Небо затягивалось фиолетовым, тени стремительно вытягивались, росли, росли, пронзая гребешки песка...

   Чтобы удержаться на краю безумия, аль-Мамун выдавил:

   - Я... должен его найти. Найти Стража. И узнать... правду.

   Произнося последние слова, он зажмурился. Молчание, наставшее после хохота мертвых богинь, было хуже одиночества и мрака.

   Раскрыв глаза, Абдаллах никого не увидел. Только гаснущий город в море песков, тысячи, тысячи колонн и арок, пустыню и изломанные горы на горизонте.

   - Я найду Стража - и вы уйдете! - настырно прошептал он сухими от страха губами.

   Мы согласны, маленький человечек, прошелестело в ответ. Прошелестело из ниоткуда.

   Но если ты его не найдешь, ты останешься с нами.

   Они засмеялись над самым ухом. Аль-Мамун сжал кулаки, ногти вошли в ладони. Боль удерживала от панического, оленьего страха. Почему-то Абдаллах знал: если побежишь - конец. Разорвут. Поэтому он дрожал, но стоял на месте. Смех постепенно утих - вместе с удаляющимся собачьим лаем.

   Черная высокая арка ворот дышала холодом.

   Нужно было решаться.

   Прикусив до крови - чтоб очнуться! - губу, Абдаллах откашлялся. Произнес:

   - "Поистине, те, которые не веруют в последнюю жизнь, называют ангелов именами женщин".

   Прочитав аят, он чуть не присел - от страха. Но вокруг стояла мертвая тишина.

   И тогда он решился. Шаг. Еще шаг.

   Только песок скрипел под подошвами.

   Выпустив сквозь зубы воздух, аль-Мамун пошел - шаг, шаг, еще шаг - вперед. Мерно читая из Книги:

   - "Но нет у них об этом никакого знания; следуют они только за предположениями, а ведь предположение нисколько не избавит от истины! Отвернись же от тех, кто отвращается от Нашего напоминания и желает только ближайшей жизни. Таково же количество их знания; поистине, Господь твой - Он лучше знает тех, кто сбился с Его пути, и Он лучше знает тех, кто пошел по прямому пути. Всевышнему принадлежит то, что на небесах и что на земле, дабы Он воздал тем, которые сделали дурно, за их поступки и воздал тем, которые совершили добро, благом, - тем, которые сторонятся великих прегрешений и мерзостей, кроме мелких проступков: ведь Господь твой объемлющ прощением! Он лучше знал вас, когда Он извел вас из земли и когда вы были зародышами в утробах ваших матерей. Не очищайте же самих себя: Он лучше знает тех, кто богобоязнен!".

   Дочитав аят, аль-Мамун почему-то снова обнаружил себя в темноте. И не в городе. Хотя он помнил, что вошел в ворота и шел по расползающимся плитам узкой улицы.

   Он оказался перед стеной. Над стеной покачивались черные вершины кипарисов. Сердце сдавило ужасом - кладбище?..

   Нужно найти ворота. Нужно найти ворота...

   Ведя ладонью по неровному камню - пусть, пусть это иллюзия, но ему было нужно прикосновение камня, хоть какая-то иллюзия прикосновения к вещному, прочному - аль-Мамун читал:

   - "Видел ли ты того, кто отвернулся, и дал мало, и поскупился. Разве у него знание о сокровенном, и он видит? Разве ему не сообщено то, что в свитках Дауда и Абдаллаха, который был верен: что не понесет носящая ношу за другую, что человеку лишь - то, в чем он усердствовал, что усердие его будет усмотрено, затем оно будет вознаграждено наградой полнейшей, и что у Господа твоего - конечный предел"...

   По щекам катились слезы - теперь-то он знал, доподлинно знал, что означают эти слова!

   Ладонь провалилась в пустоту. Повернув голову, Абдаллах увидел проход.

   В низенькой арке открылся ночной сад.

   Вдоль светлеющей в темноте ограды торчали свечками кипарисы. Прямо перед ним колыхался растопыренными хвойными лапами кедр. Накатил одуряющий запах хвои.

   Почему я здесь и как здесь может быть нерегиль?

   Разлепить губы и позвать Тарика... Тарега... не все ли равно? - по имени не получалось.

   Разлапистые ветви кедра шевелились на ночном ветерке, в ветре чудилась неслышная музыка. Любой звук осквернил бы это звенящее одиночество.

   Веки тяжелил сон. Разве можно уснуть во сне? - промелькнуло в голове у Абдаллаха. Нет, он не должен спать, он должен искать и найти...

   А ведь он даже нить потерял. Какие последние строки из Книги он читал перед тем, как войти в сад?

   В голову почему-то пришло из совсем другой суры: "О сонм джиннов и людей! Если можете проникнуть за пределы небес и земли, то пройдите! Не пройдете вы, иначе как с властью. Какое же из благодеяний Господа вашего вы сочтете ложным?".

   Обессиленно опустившись на землю, аль-Мамун почувствовал под щекой стебли травы. Над травой струились ароматы кедровой смолы и хвои.

   А потом он, наверное, уснул.

   Потому что дальнейшее Абдаллах никогда не мог вспомнить в подробностях. Даже рассказать - связно, без слез и отрывистых восклицаний - не получалось.

   Даже спустя двадцать лет, когда он пытался поведать о том, что пережил, выходило одно и то же.

   Аль-Мамун говорил:

   - Мне снилось, будто я иду через благоуханный сад, где в зеленой траве произрастают белые лилии. И цветы эти наполняют мою душу покоем. И вдруг передо мной открывается нечто подобное берегу реки. Помню... немногое. Розовые гирлянды. Чье-то убранное ложе, подобное свадебному, на ножках в виде золотых львов... И длинную вереницу всадников, идущих к воде. А над рекой - холм. Высокий. Зеленый холм. И там, на вершине... На вершине...