Расколотый мир - Анастасия Поклад
Вскоре Гера сидел напротив своей обды, внимательно слушал и хмурился. На этот раз Клима, не лукавя, рассказала "правой руке" почти все. Под конец у Геры было лицо не юноши, а почти старика: чего только стоил болезненный горький взгляд, направленный куда-то поверх Климиного плеча.
Наконец, Гера тряхнул головой и выпалил в своей обычной манере, только уже без пафосного придыхания, словно оно сгорело в том его взгляде:
— Ты сошла с ума!
— Почему ты постоянно подозреваешь меня в сумасшествии? — досадливо поморщилась Клима. У нее совершенно не было настроения на споры. — Живой Фенрес не откроет мне ворота Западногорска, а его голова напоследок неплохо послужит отечеству.
— Клима… Ты ведь не всерьез, — Гера заговорил почти моляще, и это было на него не похоже. — Послушай себя, что ты такое говоришь? В кого ты превращаешься? Мне тоже не нравится Фенрес Тамшакан, но какой бы он ни был, вор, пьяница, разгильдяй — он живой человек. У него твой знак на руке. Он дал тебе город, не будем говорить, почему, но ведь дал, не выгнал в отличие от того же Сефинтопалы! Он служит тебе верой и правдой, как может в силу своей натуры, но не предает! Фенрес столько рассказал тебе о порядках в ведской аристократии, без него ты вряд ли смогла бы так хорошо столковаться с градоначальниками Локита и Вириорты. И так ты отплатишь ему за верность? Его головой откроешь ворота города?
— Тысячи солдат гибнут при взятии городов. Я пожертвую одним.
— Солдаты знают, что идут на смерть, — отрезал Гера. — Ты же предлагаешь убить Фенреса тайно, исподтишка. Это подло и низко.
— Еще скажи, неблагородно, — Клима бы засмеялась, не будь Гера так ошеломляюще серьезен.
— Скажу! Клима, разве такой ты была в четырнадцать лет? Разве такая ты говорила речи на первом и единственном общем собрании в Институте? Нет! Тебя изменили эти два года. Высшие силы, мне порой страшно представить, что будет дальше, но я заставляю себя надеяться, что когда-нибудь ты поймешь. Сейчас ты почти лишила меня этой надежды. Прежде ты ценила каждого принявшего твой знак человека, обещала его оберегать и сдерживала обещание, для тебя не было пустым звуком слово «честь», хотя ты и в те времена любила закрывать на него глаза. Разве я пошел бы за жестокой тварью, чью маску ты примерила и не хочешь снимать? Нет! Я пошел за ласточкой, у которой глаза сияли верой в светлое будущее, которая сама себя бы обезглавила, чтобы прекратить войну.
— Знаешь, — перебила Клима, — за эти годы я поняла, что если лишусь головы, война точно никогда не прекратится. Поэтому я буду жить, а умирать станут другие. Жаль, но еще ни за одну победу не просили иной цены, кроме крови. И я эту цену заплачу.
— Из чужого кошелька?
— Ты предлагаешь сказать Фенресу, чтобы он, наконец, послал меня куда подальше?
— Я предлагаю дать ему выбор. И если он выберет жизнь, искать другие пути подхода к горцам.
— Фенрес — пьяница и насильник. Он воровал мои деньги, лгал, уклонялся от военных действий. Его постигнет заслуженная кара.
— Самое большее, что он заслужил — хорошая порка соленым кнутом и лишение всех привилегий. Возможно, тогда он осознал бы, исправился, — Гера умолк, словно впервые понял, как глупо звучат эти слова, но потом все же твердо закончил: — Ведь всякое бывает. А ты вместо этого сама предаешь человека, лишаешь его жизни и надежды. Нет, Клима, я не стану рубить голову Фенресу Тамшакану.
— Ты станешь делать то, что прикажет твоя обда, — Клима сверкнула глазами, и Гера почувствовал, как внутри снова сжимается острый страшный комок, из-за которого он так или иначе влезает во все подлые авантюры, не в силах возразить. — А я говорю: пойди, убей и принеси мне голову. Знал Фенрес, на что шел. Он в детстве сказки про обд слушал. И его забота, если он не принимал меня всерьез.
— Так вот оно что! — вырвалось у Геры. — Если бы ты была убеждена, что Фенрес целиком и полностью признал в тебе истинную обду Принамкского края, его и пальцем бы никто не тронул. Из тебя сейчас лезет пустое чванливое тщеславие и желание отомстить всем, кто посмел сомневаться. Это твоя слабость, и из-за нее умрет человек.
— Если он не умрет — умрут тысячи других. На границе, здесь — идет война, Гера, каждый день умирают люди. И если одна-единственная смерть приблизит тот час, когда люди умирать перестанут, я отдам приказ. Я его уже отдала.
— Не надо делать из смерти Фенреса меньшее зло! Я тоже знаю эту теорию, как и то, что ничего хорошего она не приносит. Орден когда-то тоже решил, что договор с сильфами — меньшее зло по сравнению с обдой, нарушившей формулу власти. И теперь сильфы жируют, а на орденской стороне голодают люди.
— Я не намерена влезать в сильфийскую кабалу. Я хочу убить одного человека, чтобы мне сдали без боя целый город, огромный, стратегически важный, и еще пару в придачу. Ты понимаешь, что если у меня будет Западногорск, я смогу пойти на Мавин-Тэлэй?
— «Я», «меня», — горько процитировал Гера. — Клима: «мы», «у нас». Мы — Принамкский край. Ведь так ты говорила прежде!
— Я говорю это и сейчас. Фенрес — тоже часть Принамкского края, так пусть он послужит на его благо. Утром ты отправишься за головой, а я возьму Теньку и с нашими гостями
