Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

Среди обычных мыслей шикарной женщины о деньгах, нарядах и драгоценностях он увидел вереницу образов всех, с кем Фаэслер столкнулась в жизни, — все ее любовные победы и редкие черные пятнышки неудач на их блистательном фоне. Он узнал, что куртизанка думает обо всех, кто ее окружает, — о слугах, о продавцах, о духовном наставнике, о министрах, о соперницах, о короле. Атларин она уважала и ненавидела, Дервиалиса уважала, к Ринару относилась безразлично, Галора и вовсе не принимала в расчет. Король пользовался ее полным презрением. Сезиреля она сначала просто уважала и, будучи под покровительством Матены, сошлась с ним довольно близко, но не слишком: Сезирель соблюдал жреческие запреты неукоснительно. Но позже, узнав его как следует, Фаэслер стала его бояться. Сезирель видел ее насквозь и знал причины каждого ее шага.

Аскер лихорадочно искал в этой галерее портретов свой образ, разгребая их, как бесполезный мусор, но когда наконец нашел, ему захотелось сгрести все обратно в кучу, чтобы все лишнее, наносное скрыло от него то, что он увидел.

Аскер увидел себя словно в кривом зеркале, но оно искажало не форму, а содержание. Тот, другой каждую секунду своей жизни думал о женщине, и этой женщиной была, конечно же, Фаэслер. Она приказывала ему, а он выполнял все ее желания, как покорный раб, заглядывая в рот своей повелительнице. Аскер шел дальше — и видел, как его искаженное отражение с животной страстью резвится на огромной двуспальной кровати, неистово предается утехам плотской любви и ревет от избытка чувств. Воображение Фаэслер, не скованное ничем, рисовало ему одну за другой картины, ситуации, позы во всех подробностях, срывая малейшие покровы благопристойности, какие еще на нем оставались. И последней в этой веренице шла сцена на диване, на том самом диване, на котором они сейчас сидели. Аскер увидел, как он берет Фаэслер за плечи, притягивает ее к себе, их губы соприкасаются… И мир проваливается в бездну, где не существует ничего, кроме двух жаждущих друг друга тел. Его ноги раздвигаются, и оттуда…

Аскер вскочил, как ужаленный, разом избавившись и от навалившегося тела Фаэслер, и от бесовского наваждения. Кровь билась в висках, грозя порвать вены, а тело тряслось в ледяном ознобе.

— Что с вами, господин Аскер? — спросила Фаэслер, удивленная его поведением. Между этой ее фразой и предыдущей прошло едва ли несколько секунд, и она не понимала, что могло случиться за такой короткий промежуток времени.

Чудовищным усилием воли Аскер взял себя в руки и сказал:

— Простите, госпожа Сарголо, но вам не место в этом доме.

— Господин Аскер, я не понимаю… — начала Фаэслер, но Аскер прервал ее.

— Уходите, — сказал он еще более холодно. — Нам не суждено быть вместе. Мы слишком разные.

Фаэслер пожала плечами и нервной походкой вышла из комнаты. Последнее, что видел Аскер, — это ее искаженное бешенством лицо, которое услужливо отразила полированная дверь.

Совершенно обессиленный, Аскер упал на диван, болезненно прикрыв глаза рукой. Жестокая правда об одной из самых важных сторон в жизни авринов ворвалась в его мозг, бесцеремонно разрушив стройную систему представлений о мире, кропотливо и по кусочкам сложенную за два с небольшим года его жизни.

Вопиющее незнание Аскером самых элементарных вещей объяснялось просто: в Валиравине не нашлось ни одной книги по анатомии, а учитель Кено объяснял течение различных процессов в теле аврина на уровне нематериальных тел, оперируя терминами, которые зачастую были мало применимы к повседневной жизни.

В памяти Аскера сами собой всплывали смешки, шепотки, косые взгляды, бросаемые придворными друг на друга, приглашения прогуляться на Обходную галерею или в какое-нибудь столь же уединенное место, двусмысленные шуточки и полунамеки. Смысл всего этого стал понятен ему только теперь, и — сразу. Аскер схватился за голову. А он еще надеялся найти в этом мире свое место!.. Да куда ему соваться со своей Сиа, если кругом царит атмосфера погони за наслаждениями, пусть зачастую низменными и порочными, но желанными настолько, что аврины едва ли могут думать о чем-либо другом? Весь мир держится на этих незримых связях, все мотивы и поступки в какой-то мере завязаны на влечении полов, которым он, Аскер, так опрометчиво пренебрег. Да его засосет, как засасывает случайно упавший на поверхность болота лист! Его магические способности, его единственная опора в этом мире, будут погублены, стоит ему только поддаться искушению, которое ждет его неизвестно где и в неведомом обличье.

Читая «Историю Скаргиара», Аскер порой недоумевал, какая сила заставляет крепких духом и независимых героев пускаться в дальние странствия по одной лишь прихоти ветреных красавиц. У него в голове не укладывалось, почему короли затевали кровавые войны, победителю которых должна была достаться рука какой-нибудь принцессы. Он понять не мог, ради чего благоразумные политики совершали самые безрассудные и опрометчивые поступки, часто губя свою жизнь и репутацию, — в наказание за ночь, проведенную с женщиной. Аскер, как оказывалось, не знал даже и того, что означало «провести ночь». О, теперь он все знал!

Или думал, что знал.

Аскеру захотелось увидеть тот орган, о существовании которого в своем теле он не подозревал до самого последнего момента. Закрыв глаза, он сосредоточился и внутренним взором заскользил по своему телу, отыскивая то, что его интересовало. Он пока не совсем точно представлял себе, что он должен был увидеть, но зато точно знал, где это находится.

Сделать ревизию своим составляющим для адепта Сиа, начиная со второй ступени, не представляет особого труда. Но Аскер обшарил всю тазовую полость, да еще и не раз, пока не понял, что там что-то не так. Искомый предмет упорно не желал себя обнаруживать.

Слишком много сюрпризов за один вечер… Аскер решил во что бы то ни стало покончить с зыбкой неопределенностью. Он поднялся с дивана и направился к себе в кабинет, где на стене висело пощаженное им при ремонте большое, во весь рост, зеркало. Заперев за собой двери, он пододвинул к зеркалу кресло, сел, или, скорее, упал в него, потому что ноги его не держали, и стал себя исследовать вручную, уже не полагаясь на Сиа. Он перебирал каждую шерстинку, каждую складку кожи с тщательностью, которой позавидовал бы самый скрупулезный анатом.

Увы, несмотря на все старания, признаков мужского пола ему обнаружить не удалось.

Аскер невольно застонал. Комната поплыла у него перед глазами. Те недолгие два года, что он прожил на этом свете, его больше всего занимал вопрос: какое место он занимает в обществе и как достичь большего? Теперь же стало очевидно, что места для него вообще нет. Он — урод, изгой. Единственный такой в Скаргиаре.