Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

В прилегающих к площади кварталах тоже шло веселье хоть куда: играла музыка, в окнах и по стенам домов горели сотни светильников, народ выходил из душных комнат на воздух и устраивал танцы прямо посреди улицы.

Аскер с трудом замечал, что делается вокруг. Он был настолько поглощен своими мыслями, что вовсе выпустил из рук поводья, и Сельфэр самостоятельно шел вперед, догадавшись, что хозяин направляется домой. Горожане сами расступались перед берке, давая дорогу богатому господину, и ничто не мешало Аскеру предаваться размышлениям.

Сомнений относительно намерений Фаэслер Сарголо у него не возникало. Глупо думать, что она влюблена: она хочет поступить с ним так же, как и с королем, то есть подчинить своему влиянию. Она напрасно на это рассчитывает. Возможно, кто-нибудь другой и клюнул бы на эту приманку, но Аскер воспринимал фаворитку короля не иначе, как свою прямую соперницу, с которой нужно бороться. Сегодня он ясно показал свое невысокое мнение о ней, и теперь можно ожидать, что она поменяет тактику.

Король оставил его при себе. Великолепно. К тому же, в простоте душевной, он дал понять окружающим, что вполне разделяет чувства Аскера по поводу войны. Правда, для этого Аскеру пришлось выставить себя в самом невыгодном свете, и репутация слабонервного труса может держаться за ним еще долгое время, но Аскера это не смущало. Время покажет, какого образа ему следует придерживаться, и он всегда сумеет изменить общественное мнение в свою пользу.

И наконец, самая главная проблема на сегодняшний день: кто посоветовал королю отослать Аскера куда-нибудь подальше, даже ценой передачи ему части военной власти? То, что его недоброжелатель не из военных, было яснее ясного. Но из тех, кто имел влияние на короля, это мог бытькто угодно. Теперь Аскер понимал, что не один Сезирель мог подсунуть королю эту идею; мало того, шестое чувство все больше заставляло Аскера думать, что это сделал не Сезирель. К сожалению, шестое чувство ничего не говорило о том, кто это мог быть.

Аскер почувствовал себя зверем, которого окружили загонщики и который не знает, с какой стороны ожидать нападения. Вот она, придворная жизнь, во всей ее красе! А как хорошо все начиналось!

Но вешать нос еще рано. Настоящие интриганы выходили из гораздо худших переделок, не имея за спиной Сиа и всех знаний, почерпнутых в Валиравине. Кстати, говорят, государственный архив Эстореи, или, как его еще называют, Летописный Амбар, — тоже немалая сокровищница мудрости. Министра культуры туда, несомненно, пустят. Аскер решил наведаться туда в ближайшее время.

Моори пришел под утро, совершенно трезвый, но очень уставший. Зайдя в кабинет и с ходу повалившись в кресло, он сказал:

— Лио, это ужасно.

— Ужасно? — переспросил Аскер, спросонья моргая глазами. — Странно, когда я уходил, все вроде бы складывалось в твою пользу. Неужели твоя соседка по столу оказалась такой ханжой?

— Нет, она не оказалась ханжой, — простонал Моори, — скорее наоборот, я бы сказал, слишком уж не ханжой. У нас в Байоре, да и во всем Гедрайне, нравы куда поскромнее. Она пригласила меня к себе домой, и все такое прочее… Мне даже показалось, что ее отец был этому рад. Если бы это произошло в Гедрайне, отец мигом скрутил бы голову своей не в меру веселой дочери, да и ее кавалеру заодно!

— Ну и проблемы у тебя, Эрл, — фыркнул Аскер. — Это не она — ханжа, а ты.

— Погоди, Лио! Я же не сказал, что это и есть моя проблема! — воскликнул Моори, чуть не плача. — Когда мы приехали к ней домой… и так далее… как ты думаешь, о чем мы говорили?

— Откуда я могу знать? О любви, разумеется!

— Нет, Лио! Мы говорили о тебе! От нее только и слышно было: «Эрл, расскажи мне о своем друге!», «А откуда он родом?», «А какое у него божество-покровитель?», «А какой у него характер?», «А какое у него образование?», «А какие женщины ему нравятся?» Это меня добило!

Моори рыдал.

Аскер не знал, смеяться ли ему или плакать вместе с Моори.

— Не повезло тебе с избранницей, — ответил он, давясь улыбкой. — Эрл, ты не находишь, что после такой веселой ночи тебе не мешало бы выспаться? Иди спать, а когда отдохнешь, мы поищем тебе другую даму сердца.

Моори обреченно вздохнул и поплелся спать, а Аскер, одевшись покрасивее, направился в Виреон-Зор — проведать короля, а потом зайти в государственный архив.

Несмотря на ранний час, король расхаживал по спальне в кружевной ночной рубашке и сладко зевал.

— Я начинаю привыкать к нему, — заявил он вместо приветствия переступившему порог Аскеру.

— К кому, мой король?

— К твоему изобретению, Аскер.

И верно, грандиозный живот короля сегодня не выпирал из-под рубашки так угрожающе, как обычно.

— Это настоящая революция в моде, — продолжал король. — Вчера все, кто меня видел, говорили мне: «Мой король, как вы молодо выглядите!»

— Те, кто говорил это вам, были совершенно правы, мой король, — сказал Аскер, — и мне остается лишь присоединиться к их авторитету.

— Ну полно, Аскер, какой там авторитет! Ты у меня — наивысший авторитет, а эта Фаэслер, которая советовала мне отправить тебя в Фан-Суор комендантом, вместо того, чтобы ты здесь помогал мне своими советами, была не права!

Трудно описать, какое впечатление произвели на Аскера слова короля. У него в мозгу параллельно возникли две мысли совершенно разного характера. Первая гласила: «Ах, так это милейшая госпожа Фаэслер надоумила короля заслать меня к чертям!» Вторая негодовала: «Ну и дурак же ты, мой король, — выдал мне свою фаворитку со всеми потрохами. Как же ты тогда со мной поступишь?»

Но король совершенно не осознавал того, что он сделал. Ему, королю, было все равно, что случится с его любимцами, — лишь бы оставался кто-нибудь один, кому можно было бы пожаловаться на непосильное бремя королевской власти.

Происшедшее совсем выбило Аскера из колеи. Он почувствовал к королю такое отвращение, что понял: если он сейчас не уйдет, то может произойти непоправимое. Поэтому он принял деловой вид и сказал:

— Мой король, ваша милость была столь велика, что вы назначили меня советником по культуре, и я должен произвести смотр государственным архивам, а потому разрешите мне покинуть вас.

Выдав эту канцелярско-придворную фразу, Аскер согнулся в почтительном поклоне.

— Уже уходишь? Ну иди, ревизия государственных архивов — дело важное, — промямлил король, повернувшись всем корпусом так, что корсет затрещал. Сегодня ему было не до Аскера: он привыкал к своему новому одеянию.

Вечерело. Последний луч солнца угас, и лишь золотистая дымка, как воспоминание о последнем дне весны, окутывала темнеющие небеса. На востоке лиловатым светом догорал Терголль, и все, кто в этот вечер находился в море, радостно приветствовали появление своей путеводной звезды.