Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас
Скорей бы приехали медики…
— Зо… ло… тое…
Судорожный вдох, снова, снова и снова, легкие горят, им не хватает кислорода. Сердце заходится в груди. Тая хрипит и пытается петь.
…веретенце, ты лети, лети, лети…
— Ни… то… чку…
Машина, как нервный конь, вздрагивает и просаживается носом еще глубже. Крен нарастает. Металл стонет, сминаемый землей. Поле проснулось, и ждет новых жертв. Тая хватает воздух сухими губами — она бы зубами в него вгрызалась, если бы это помогало… Она разбудила чудовище. И это чудовище сейчас сожрет их с Дашей.
…мою из сердца ты плети, плети, плети.
— Жи… Жи… Жизнь…
Трава надоедливой мошкарой бьется в покрывшееся сеткой мелких трещин лобовое стекло и пытается пробраться в салон. Противно пахнет кровью. Тая захлебывалась этим запахом еще там, на фронте. Он забивал нос, он стоял во рту, он не давал вдохнуть полной грудью — запах крови и смерти.
…моя кончается…
— Дру… гая…
Веки сами закрываются без спроса — на них словно кто-то бросил мешки с песком. Или она опять попала под магимпульсный взрыв, и её засыпало землей? Надо откапываться… Голова разрывается от боли. Тае надо продержаться еще чуть-чуть. Она смогла открыть глаза. Перед ней, все так и висящей на ремне безопасности, трещинки стекла, разбитая приборная панель, и пробирающаяся в салон трава. Вторая Великая война давно закончилась. Таина война за жизнь Даши в самом разгаре.
…начинается…
Темный салон озаряется мягким солнечным светом — золотое веретено все же отозвалось на Таин зов. Услышало. Появилось… Это хорошо… Веретенце заскакало перед Таиным лицом, наматывая на себя первый виточек тонкой золотой ниточки. Тая понимала, что не продержится долго — пока вся нить из неё не выскользнет. Она стиснула зубы и потянулась пальцами за нитью. В глазах потемнело. Рука повисла в воздухе, затекая.
Когда Тая снова открыла глаза, проклиная все, кончик пойманной нити так и дрожал в её пальцах, ожидая подсказки. Веретено замерло в воздухе без хозяйки. Тая рывком вложила нить в Дашину грудь. Точнее она попыталась. Удалось только чуть шевельнуть пальцами, не больше. Нить сама послушно полетела в нужную сторону и скользнула в Дашино сердце. Дашка… Она доверяла Тае и согласилась на все. Илья, наверное, тоже верил маме, разрешая ей все… Так… Не о том думает.
— Где-то…
Тая завела новую песню, пытаясь помочь веретену возобновить танец. Она закашлялась, слюна тонкой нитью потекла на лобовое стекло. Тая упрямо повторила:
— Где-то…
Песня продолжилась только в её голове, разрывавшейся от боли.
…плачет свирель…
Если Тая до этого думала, что ей плохо, то она сильно ошибалась. Очень сильно ошибалась! С дикой, разрывающей Таин мир в клочья силой всех цветов боли из неё вырвалась нить — её было так мало! И метра не вышло. Даша всхлипнула, когда нить влетела в нее напоследок мигнув золотым огоньком.
А второго ритуала ведь не было. Решили же, что его не было. Хотя Зимовский предупреждал, что спала Тая не только при нем… Точно, прелесть какая дурочка!
На Таю навалилась тишина. Хоть скрипела машина, кто-то что-то где-то орал, хрустело стекло, которое с силой выдирали, чтобы добраться до пассажиров…
Глаза закрылись.
Веретено упало, с хрустом проламывая лобовое стекло.
Трава тут же рванула в салон, плотным жгутом обвивая Таино запястье.
Машина в очередной раз застонала и еще глубже ушла под землю.
Тая жалела об одном — не слышно Дашино дыхание. Хотелось верить, что ей хватит этого нелепого куска нити, чтобы продержаться…
* * *
…Темно.
Хорошо.
Не больно.
Тепло.
Что еще надо для счастья?
Пожалуй, чтобы заткнулся Зимовский. Из него певец… Все послесмертие портит!
— …Крутится веретено
Пусть за окошком темно.
Сердце мое мертво —
Нити моей все равно…
Точно, змей — со слухом очевидные проблемы, зато самомнение зашкаливает.
Тихим ручейком исподволь прорывается боль и затапливает Таю с головы до ног. Кажется, болит все. Дергает левую руку, огненным обручем сдавило голову, грудь горит, возвращаться совсем не хочется. Гореть от боли не хочется.
Где носит медиков?! Почему даже после смерти больно…
— Не… хо… чу… — Тая выдавливает из себя последние капли воздуха. Она не хочет боли, но сил закончить фразу не хватает.
Лежать становится неудобно. Под плечами, которые дико болят, что-то жесткое, бугристое, как валики, хорошо еще, что теплое. Но лежать неудобно.
Во рту сухо. Хочется пить.
Зимовский продолжает терзать Таин слух. У него ни голоса, ни музыкального слуха!
— Кто-то прядет лен
И хочет быть отомщен.
Кто-то прядет шерсть,
Чтоб получить лесть.
Жизнь свою я пряду —
Судьбу для тебя украду.
Что-то напоминает, что надо дышать. Надо сделать вдох. Не хочется — боль накатит с новой силой, а она еще с этой не смирилась.
Грудь разрывает от боли, и Тая орет, как младенец в первый свой миг жизни.
Жить больно. До чего же больно жить…
Дайте уже кислородную подушку… Почему из всех реаниматологов она заинтересовала только Зимовского.
В груди печёт. Горячая, как солнце, нить клубочком свивается в сердце. Очередной узелок пытается протиснуться в грудь и Таин крик все нарастает и нарастает до хрипа. До внезапной тишины. Хорошо, что поле рядом, и его силы устремляются в Таю, спасая её. А еще Тае придает сил гнев: Зимовский сошел с ума. Он пихает в неё украденные жизни магмодов! Да если бы она хотела прожить ворованную жизнь, она бы еще в цехе вырвала из Зимовского нити! И она не давала разрешения! Факт, не давала…
— Зи… мо…
В груди снова алым полыхает боль — очередной узелок!
И выговорить фамилию гада не получается. Тая стонет монотонно и глухо. Стыдно. До чего же стыдно.
Тая заставляет себя успокоиться и дышит, дышит, дышит, как учила дышать на родах медсестру Перову — та вздумала до последнего остаться при госпитале, и Тая вляпалась в акушерство против своей воли. Тогда с ней были учебник по акушерству, открытый на главе «Второй период родов», Перова и бледный фельдшер — он, как и Тая, закончил только третий курс. По знаниям они были равны — полный ноль в акушерстве.
Опора под Таей странно колышется, словно живая, но беспокоит её не это.
Она не просила чужие жизни!
Тая заставила себя открыть глаза и выдавила, пока очередной узелок не ворвался в неё с дикой болью:
— Иль… я… Я не давала… Согласия…
Она сипела, задыхалась, кашляла, причем все сразу. Тая с трудом поняла, что все еще лежит
