Расколотый мир - Анастасия Поклад
— Вот последнее вышло случайно! Кстати, где тут бумага была, надо записать формулу ультразвука…
— Сперва — обед, — вмешалась Лернэ, ставя на стол загодя томившийся в печи котелок и снимая крышку. По дому поплыл умопомрачительный аромат тушеной рыбы.
Зарин молча глядел на Климу. После солнцестояния он часто здерживал на ней такой взгляд: задумчивый, немного печальный, но полный безотчетной нежности, словно пытаясь затвердить в памяти каждую черточку.
А потом спросил:
— Клима, что именно ты хотела узнать об истории Принамкского края?
— Все, — коротко ответила обда, беря ложку. — Какими на самом деле были обды, что происходило до них, откуда взялись сильфийские крепости, почему горцы когда-то воевали с Принамкским краем. В нашей истории накопилось слишком много загадок.
— Я могу рассказать тебе про первую обду, — Зарин поудобнее устроился на лавке, даже позабыв про еду. — Первая обда Принамкского края была у власти пятьдесят шесть лет, положила начало всему нынешнему укладу жизни и вообще государству, лично участвовала во многих битвах. А воевали тогда против сильфов, поэтому я больше не удивлен, что у нас полно бывших крепостей вроде Редима и Вириорты.
— Откуда тебе это известно? — спросила Клима.
— Ты раскопал в лесу тайник с древними летописями? — предположил Тенька.
— Нет, — мотнул головой Зарин. — Просто я внимательно слушал ту песню на солцестояние, а потом попросил у артистов несколько вариантов полного теста. Помните, там было: "врагов палил и жалил, туманом обращал"? Кто может становиться туманом, кроме сильфов? И они ясно названы врагами. Значит, с ними была война.
— Может, это художественное преувеличение? — не поверил Гера.
— Песня была написана современником обды, — напомнил Зарин. — Вдобавок, стала известной настолько, что дошла до наших дней. Как я успел понять, в те времена было принято выражать свои мысли открыто. Да и в прочих строках нет преувеличений, там все точно, вплоть до лет: четырнадцать и семьдесят.
— Продолжай, — поторопила Клима.
— Она была гордым, властным, и во многом жестким человеком, вдобавок, довольно привлекательной женщиной. Умела колдовать, говорить со своими подданными на расстоянии, и ее влияние на людей было огромно. Ее любили сильнее, чем боялись, она была почитаема столь же сильно, как и высшие силы, порой даже больше, потому что народ видел ее деяния. Ростом первая обда была где-то на голову ниже Климы, а отдыхать предпочитала в садах, уединенно, отчасти замыкаясь в себе.
— Про рост-то ты откуда знаешь? — Тенька подался вперед. — Я точно помню, что цифры указывались лишь в описании возраста.
— "Цветы сирени красной касалися ланит", — процитировал Зарин. — Красная сирень — садовое растение, пустых слов в песне нет, значит, обда часто оказывалась подле этого дерева. Если прикинуть высоту среднего деревца красной сирени и мысленно поставить под нее человека…
— Все равно спорно, — не согласился Гера.
— Рост первой обды не самая главная из загадок истории, поэтому не настаиваю, — мирно пожал плечами Зарин. — Но я точно могу сказать, что у нее был по меньшей мере один ближайший друг и соратник, доживший до очень преклонных лет, даже переживший свою обду. Он был грамотен, образован, неутомим, возможно, занимал высокий пост в молодом государстве. Он восхищался своей обдой, любил и знал ее, как никто иной. Ни разу в ней не усомнился и не предал. Собственно, он и написал те строки.
— И все это ты почерпнул из песни, которую я знаю с детства? — потрясенно переспросил Тенька. — Интересненько у тебя получилось!
— А какие еще песни ты знаешь с детства? — осведомилась Клима. — Может, я зря посылала Ристинку на Холмы?
— Про песни — это к Лерке, — отговорился Тенька. — Она их и знает лучше, и даже поет. Благо, по ее ушам медведь не топтался.
Судя по взгляду Климы, этим же вечером Лернэ предстояло вспомнить все старинные песни, какие она только слышала.
— А имени первой обды ты не выяснил? — спросил Гера у Зарина.
— Чего нет, того нет, — развел руками тот.
— Имя первой обды вообще нигде не упоминается, — заметил Тенька.
— Любопытно, почему? — спросила Клима, ни к кому не обращаясь.
— Может, примета плохая? — тут же предположил колдун.
— А последующих обд называли по именам.
— Убедились, что не всем приметам надо верить!
Ответить на смелое предположение Клима не успела. В дверь постучали. Вежливо и степенно.
Не по-здешнему.
Гера мгновенно встал из-за стола, единым плавным движением хватая ортону. Зарин оказался рядом с Климой, в любой миг готовый заслонить свою обду от всего на свете. Тенька остался сидеть. Лишь хмыкнул и громко поинтересовался:
— Кто там?
— Мы пришли говорить с обдой, — глухо донеслось из-за двери. — И высшие силы свидетели чистоты наших помыслов.
— Впустить, — распорядилась Клима.
Гостей оказалось трое. Статный плечистый мужчина с аккуратно подстриженной густой бородой, юноша не старше Лернэ, судя по схожести черт — близкий родич первого, и поджарый быстроглазый парень, над верхней губой которого чернела тоненькая ниточка усов. Все трое темноволосые, светлоглазые, с раскрасневшимися от мороза лицами. Одеты богато, добротно, да и оружие солидное.
Клима пожалела, что на ней простое домашнее платье, а хорошая портниха так и не найдена. Но встала, горделиво расправляя плечи.
— Кто вы такие, и о чем хотели говорить со мной?
Вопреки ожиданиям, заговорил не плечистый мужчина, а быстроглазый парень.
— Меня зовут Ивьяр Напасентала, — степенно представился он. Тенька чуть слышно присвистнул: род Напасентала правил у ведов в прошлом веке. — Я и мои спутники — члены знатных семей Западногорска. Мы, горцы, всегда чтили и ждали обду. Теперь, когда слух о ее возвращении дошел до наших земель, мы пришли убедиться, что наши ожидания не напрасны.
— Какие доказательства вам нужны? — сухо спросила Клима.
— У всякой истиной обды доказательство в ее крови, — взгляд Ивьяра скользнул по медному медальону, повернутого гладкой стороной наружу, по простому, даже кое-где латанному платью и остановился на Климином лице.
— Не только в моей крови, — Клима повелительно протянула руку, и понятливый Тенька вложил в нее кухонный нож. — Но и в крови моих подданных. На твоем плече есть отметина, Ивьяр Напасентала. Покажи!
Горец, помедлив, снял подбитый мехом плащ и теплую шубу, задрал повыше рукав, открывая старый шрамик на руке: горизонтальная полоса и три вертикальных. Клима в это же время сделала такой надрез на собственной ладони, и, когда выступившая кровь засияла, приложила ее к шраму. Сияние стало ярче, а затем пропало. Когда Клима отняла ладонь, ни пореза, ни шрама больше не было.
