Эхо старых книг - Барбара Дэвис
Все еще смотрю на конверт, когда перед входом в квартиру появляется мужчина в мятой рубашке и замызганной кофте.
– Что вы тут делаете?
– Я ищу человека, который здесь живет.
– Здесь никто не живет, – отвечает он слегка раздраженно. – Арендатор съехал вчера вечером.
Недоуменно моргаю, глядя на него, пока до меня доходит смысл его слов.
– Съехал?
– Да, мэм. Во время ужина постучал ко мне и сообщил, что съезжает. Сказал, что доделал здесь свою работу и отправляется освещать войну. Я не знал, что туда еще можно добраться, но, видимо, у парня есть связи. У таких, как он, повсюду найдутся друзья.
Внезапно в комнате стало не хватать воздуха, и я чувствую, что вот-вот соскользну на пол. Хватаюсь за подлокотник дивана, смутно замечая встревоженное выражение лица домовладельца.
– Эй, вам плохо? – Прищурившись, он оглядывает меня сверху вниз. – Теперь припоминаю… Вы прибегали сюда по вечерам. И никогда не задерживались надолго.
Выражение его лица изменилось, и у меня краснеют щеки. Я подумываю о том, чтобы возразить, заявить, что он обознался, но сейчас это уже не имеет значения.
– Он оставил адрес, чтобы ему пересылали почту?
– Нет. – Мужчина сжимает губы, вероятно, осознав ситуацию. – Он бросил вас, да?
Отвожу взгляд.
– Похоже на то.
– Неприятно. Но, возможно, так будет лучше. Тому, кто готов бросить вас ради войны, нужно проверить мозги у доктора.
Смотрю на него молча. Горло так сжимается, что я не в силах ответить.
– Но если вам нужна квартира, дорогуша, тут теперь свободно. Могу предложить хорошую цену, раз уж ваш парень заплатил за месяц.
Идея остаться здесь смешна, но меня внезапно осеняет, что я не подумала о запасном плане. Совсем не приходило в голову, что тебя может не оказаться на месте. Мысль о том, что мне придется ехать обратно в дом отца, к злорадной улыбке сестры, почти невыносима.
– Эй, вы в порядке? Что-то вы побледнели.
Качаю головой и иду к двери.
Он делает шаг ко мне, словно преграждая мне путь, затем указывает на чемодан, брошенный у двери.
– Это ваше?
Смотрю на чемодан и вспоминаю, сколько недель потратила, чтобы его заполнить. Мое приданое, как иронично повторял ты.
– Да.
– Вы не собираетесь его забрать?
– Нет.
Не знаю, как мне удалось спуститься по лестнице и дойти до машины. Захлопнув дверцу и отгородившись от уличного шума, кладу голову на заледеневший руль и совершенно расклеиваюсь. Как ты мог, Хеми? После всего, что было – как ты мог так поступить? Ведь ты знал, что я приду.
Почти не помню, как ехала обратно к дому, как ставила машину в гараж. Когда вхожу в дом, Сиси ставит цветы в вазу. Сбрасываю с себя пальто под ее пристальным взглядом. Мои глаза опухли и словно засыпаны песком, как будто я провела целый день в прокуренной комнате.
Я жду, что сестра потребует рассказать, где я была и с кем встречалась. Но она отводит глаза и возвращается к своим гладиолусам. От облегчения я готова снова заплакать. Вряд ли я смогла бы вынести еще один разговор с ней. Я направляюсь к лестнице и из последних сил поднимаюсь наверх. Я вдруг почувствовала себя страшно уставшей и совершенно опустошенной…
Наконец добираюсь до своей комнаты и запираю дверь. Умыв лицо и проглотив снотворное, которое Дикки принес из аптеки, падаю на кровать, жажду только забвения. Завтра я подумаю, что делать дальше. Завтра начну строить новые планы.
* * *Просыпаюсь, понятия не имея, который теперь час и как долго я спала. Сиси за моей дверью ругается, стучит и дергает ручку.
– Открой дверь, ради всего святого! Тут такое произошло!
Я еще не пришла в себя после сна, но в конце концов ее слова проникают в мое сознание. Пока я пытаюсь сесть, в моей голове проносятся самые разные варианты. Что же такого могло произойти? Ты передумал и вернулся? Отец узнал о наших планах и вернулся, чтобы во всем разобраться? Или, возможно, он уже с тобой расправился? От этой мысли у меня мурашки по коже. Вскакиваю с кровати и спешу открыть дверь.
Сиси вбегает запыхавшаяся, с лицом мрачнее тучи.
– Японцы разбомбили военно-морскую базу Перл-Харбор! Это только что передал по радио репортер, который находится там. На заднем плане было слышно, как взрываются бомбы и что-то гремит. Просто кошмар.
Моему мозгу требуется некоторое время, чтобы переключиться. Дело не в тебе и даже не в моем отце.
– Как такое могло случиться?
– Говорят, тайное нападение. Сбиты наши самолеты. Корабли в огне. Бог знает, сколько убитых. По Маниле вроде бы тоже ударили. Теперь Рузвельт получит свою войну. Пока мы здесь говорим, они там, наверное, откупоривают шампанское.
Смотрю на нее в ужасе. Вот о чем она думает в этот момент. Никакого возмущения по поводу гибели людей, никакого сострадания к овдовевшим женам и осиротевшим детям. Только горечь из-за того, что драгоценное дело нашего отца – подарок Гитлеру в виде нейтральности Соединенных Штатов – почти наверняка проиграно.
– Президент выступал?
– Нет. Но выступит. Именно об этом он и просил в своих молитвах.
– Ты полагаешь, президент Соединенных Штатов молился, чтобы на нас напали и погибли сотни людей?
– Ты до сих пор не понимаешь, кто дергает за ниточки и почему? Это не случайная атака. Все организовано нарочно, чтобы втянуть нас в европейскую войну. Евреи и коммунисты хотят, чтобы мы тратили свои деньги и ресурсы на войну вместо них. Почему мы должны на это пойти? Пусть сами поднимают свою армию и стоят за себя.
Слова Сиси меня ошеломляют.
– Эти люди, о которых ты говоришь… наша мать была одной из них. Ее кровь – еврейская кровь – течет в твоих венах так же, как и в моих. Они… это мы.
– Никогда больше не говори такого. Только не в этом доме. Нигде!
Сиси смотрит на меня, и ее глаза холодно блестят, что напоминает мне о том вечере, когда у мамы произошел нервный срыв. Я думаю о том моменте на лестнице, о странной улыбке сестры и ее необъяснимых словах. «Вот теперь посмотрим». А потом – о том, как она перебирала вещи в комнате матери и методично удаляла все ее следы из нашей жизни.
– Что он с тобой сделал, – говорю я, теперь ясно понимая, что она за человек. – Он мало-помалу настраивал тебя против нее, а потом вознаградил тебя за ненависть к ней. Научил тебя стыдиться матери, стыдиться самой себя. Потому что ты на нее похожа. Мы обе на нее похожи.
– Я не такая, как она! – восклицает Сиси. – Я американка. Настоящая американка! И мои дети тоже. На мне лежит обязанность защищать