Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

«…поведать о благости и величии Христа, — лоб отца Алонсо покрылся холодными каплями. — О милосердии Девы Марии. Господи! вразуми меня!..»

Илирий молчал. В руках его появился апельсин. Миг — и он стал яблоком. Еще — языком огня.

— Король! Твоя посланница любит игры и загадки. Я тоже их обожаю. Думаю, она уже сообщила тебе, с чем мы пришли?..

На лице короля отразилось любопытство.

— Я принес тебе удивительную игрушку. Дар, от которого до сих пор не отказывался ни один человек.

«Я заинтересован. Любопытно!..»

— Угадай, что это? — продолжал Илирий. — Нельзя отбросить, делит вещи напополам, сладкое и горькое одновременно?..

«Не слышал никогда».

— Еще бы! Это запретный плод. Его прячут от тебя, хотя другие, — еретик кивнул на испанцев, — сполна насладились его вкусом.

«Запретный плод? У нас есть запретный плод? Дай мне его!»

— Ты уверен? Огонь и железо, колесо… Телевизоры, компьютеры и микроволновые печи. К этому быстро привыкают, знаешь ли.

«Дай!»

— Говорите! — шепнул Илирий спутникам. — Я подарю разум туземцам, но разум несет противоречие. Потому вы здесь. Вы — разные. Ну же! говорите!..

…За годы, что прошли со времен конкисты, Диас повидал многое. Казалось бы, давние воспоминания должны истаять под грузом новых впечатлений, но эта картина навсегда останется перед глазами.

Счастливое лицо ацтекского короля.

Глаза Марины, исполненные боли.

И голоса, голоса… Звенящие, напряженные, требовательные. Голос отца Алонсо, излагающий догматы веры. Голос самого Берналя. В его словах — свист стали, запах цветущего миндаля в садах Гранады, радость поэта, поставившего последнюю точку.

«Господи!., что мы наделали?!!

Пусти нас обратно в рай, Господи!!! Слышишь?.. мы погибаем здесь!!!»

Язычок пламени в ладонях титана развернулся и проник в голову ацтекского короля. Необратимое свершилось.

Король сидел в своих покоях, радуясь, как ребенок. Белые бородатые люди подарили чудное развлечение, восхитительное и прекрасное.

Вот в чашке плещется густой чоколатль. И сама чашка — не чашка, а шикаль. На грудь давит ожерелье из чальчиуите, курится копаль…

Какое чудо! Вещи, события, люди — все прячется за маленькой горсткой звуков. Это — разум.

Слова жесткие, колючие, теснятся в голове.

Больно с непривычки.

Ничего. Дайте подумать (подумать!)… Теокали — за окном. В руках у воина — остро отточенный макуавитль или куаувололли?.. Все равно! А эта круглая штуковина, которой он закрывается? Кетсалькуешио. Или даже — кетсальшикальколиуки.

Король Сумеречного народца развлекался. Не раз и не два у него мелькала мысль (мысль! мысль! о счастье!), что длинные слова, в общем-то, и не нужны… Произносить тяжело. Вон испанцы — говорят «щит» и хорошо себя чувствуют. Без всяких там «кетсальшикальколиуки».

Но попробуйте остановить ребенка, когда он дает имена вещам!

Матлауакакки. Касик. Тлашкала.

Одно плохо… Женщины, с которыми он поделился игрушкой, ведут себя странно. Закутывают тело колючими тканями, хихикают, прикрываются, когда на них смотрят. Мужчины становятся агрессивными.

И голова болит…

Тематлатль. Куаутемок.

Теуле. Теуле?..

Да. Гость с переменчивым лицом что-то говорил об этом. Как-то это слово связано… с тем, что бывает — и не может быть?..

Ох, голова моя, голова!..

Придите ко мне все страждущие и…

Теуле!!!

Боги — на языке испанцев.

— Берналь! Берналь, очнись!

Юноша открыл глаза. Рядом с его ложем сидела Марина. Плечи девушки покрывал цветастый плащ, расшитый варварскими узорами, в волосах сверкали золотые украшения.

Дворец стал таким зримым, тяжелым. Существующим.

— Берналь, я боюсь! Игра, которой вы обучили короля… Что-то злое творится, я чувствую!

Абстрактные «ценные сорта древесины» еще вчера превратились в кедр и черное дерево. Белые стены — оштукатурены; по орнаменту бегут мельчайшие трещинки. Ацтеки с удовольствием приняли забаву. Их мир обретает вещность.

— Я боюсь, Берналь!

Сердце бывшей Морской Владычицы бьется, словно пойманная птица. Плечи сотрясает крупная дрожь.

— Я… я моря не чувствую! — В словах девушки звучат слезы. — Всего лишь кинула апельсин этому вашему… с бородкой. Хотела, чтобы он очистил…

— Ну, ну, успокойся, милая! — шепчет Диас, гладя девушку по волосам. — Не бойся. Я с тобой!

— Берналь… — Марина крепче прижалась к груди поэта. — Они хотят убить тебя!

— Что?..

— Я чувствую это… Я… я люблю тебя, Берналь!!!

К сожалению, Диас не знал языка ацтеков.

Вот уже почти неделю гости из испанского лагеря жили при дворе ацтекского короля. С каждым днем столица империи становилась все четче и ярче. Ацтеки все меньше походили на волшебный народец, и все больше — на жителей лже-Индии, как их представляли гости.

Ловушка захлопнулась. Страшный дар Илирия поработил туземцев, и можно было возвращаться обратно.

Это и тревожило инквизитора.

Лицо фрея Алонсо находилось в беспрестанном движении. Он замышлял. Он злоумышлял. Профессиональное рвение не давало священнику спать спокойно.

«Илирий, — билось в висках. — Илирий!»

Присутствие гнусного еретика было невыносимым. Тень Торквемады висела над плечом, и манила, и звала, и качала укоризненно головою.

«Илирий!.. Илирий! Помнишь ли долг свой, брат?..»

К сожалению, уничтожить негодяя не было никакой возможности. Среди отравленных разумом туземцев титан пользовался неслыханной свободой.

В голове священника зрел план. Чтобы претворить его в действие, требовалось особое благоволение фортуны, счастливый случай. И (как обычно бывает в таких случаях) он не замедлил представиться.

В дверь постучали.

— Да-да, — сказал Алонсо. — Войдите.

Дверь распахнулась. Краснокожий человек в орлином плаще ворвался в покои священника.

— Ваш дар, — быстро заговорил он. — О, ваш дар!..

— Что, сын мой?..

— Я смущен и раздавлен, многоликий человек! Где мне найти поддержку и опору?..

Алонсо подобрался. Речь ацтека звучала для него тарабарщиной: «атли», «шики», «лиуки»… Но интонации, интонации! Ухо исповедника мгновенно поймало знакомые нотки.

— Твоя душа жаждет успокоения?

— Да!

— Ты страждешь?

— Да! Да!

«Кецаль! Коатль!» — эхо разнеслось по запутанным переходам дворца.

«Теуле!»

— Я принесу тебе свет и покой. Слушай же!

Миссионеры знают, как сильно зависит религия от языка. У таитянцев, например, нет понятия «грусть», но есть недоступные нам toiaha и ре’аре’а. Как объяснить им, что сын Божий скорбит о человечестве?..