Через Великий лес - Катерина Камышина
Одно дело — слушать сказки про чудовищ у тёплого очага, и совсем другое — встретиться с ними на лесной тропе лицом к лицу. На всякий случай Скай отступил назад.
— Живёшь здесь? Ты лжец! Тебе должна быть целая сотня зим!
— О, нет, — улыбнулся чужак. — Я не тот, о ком ты подумал.
Он сел на поваленное дерево и подпер рукой подбородок. Штаны у него были тоже тёмно-зелёные, домотканые, как и плащ, а на поясе Скай заметил охотничий нож.
Нужен ли нож лесному духу?
— Это мне льстит, конечно, но, ах, вынужден тебя разочаровать. Мой старый наставник давно умер и теперь, наверное, скитается по пылающим рекам в Тишине… Скажи-ка, ведь вы у себя в Фир-энм-Хайте до сих пор верите, что все колдуны после смерти попадают в Тишину?
— Колдуны, — презрительно хмыкнул Скай. — Мне-то что за дело… — но его руки сами собой сжались в кулаки. — Или полоумные, или лжецы, вот они все кто. Колдуны — ерунда, сказки, они все умерли в Лазурной Низине. Их не бывает!
— Ты и правда так думаешь? Весьма занятно, — сказал чужак дружелюбно. — Почему же ты тогда так испуган?
У него были синие глаза, яркие на бледном, узком лице.
Насмешливые.
Кровь бросилась Скаю в голову. Обвинить в трусости! Меня, сына Предводителя!
— Ты, думай, что говоришь! Я вовсе тебя не боюсь!
Но чужак оставил эти слова без внимания. По его губам мелькнула лукавая улыбка и тут же пропала.
— А если я не колдун, — непринуждённо заметил он, — то откуда же я узнал о Звезде у тебя на шее? Или о походах в бурю на Яблоневый холм? Или о братьях, которые дразнили тебя неуклюжим тавиком? Или, скажем, о твоей матери, которая никогда не плакала? Она, верно, и смерти своей улыбалась. Она была бесстрашной женщиной. Любопытно, похож ли ты на неё?
Скай стоял, как громом поражённый. Никто не знал, что я хожу в бурю на Яблоневый холм. Это ведь всем запрещают — больно уж молнии любят это несчастное дерево. Я всегда ходил туда один, тайком. Ну, может, какой-нибудь из стражников заметил меня и выдал… но камень? Я нашёл камень нынче утром, в бухте, где никто меня не видел. Я его даже Тальме ещё не показывал…
Колдовство! подумал Скай и с трудом подавил желание осенить себя охранительным знаком.
Колдовства не бывает! возразил он себе с яростью. Иначе матери оно помогло бы!
Но ведь о матушке, о том, что она никогда не плакала, и перед смертью…
— Откуда ты знаешь про мою мать?!
Чужак только пожал плечами.
Скай будто упёрся лбом в глухую стену. Колдовство? Но ведь его не бывает!.. Но откуда тогда… как иначе…
Он переступил с ноги на ногу, облизнул губы и наконец спросил:
— Ты и вправду колдун?
— Называй как тебе больше нравится. Старик учил меня как умел. Бился над этим до самой своей смерти — правду сказать, ему попался скверный ученик…
— Но у него же не было сына. Откуда ты взялся? Я тысячу раз слышал в городе историю про изгнанного колдуна, и о тебе в ней не говорится!
Голос колдуна оставался мягок, но его глаза заблестели, как у кошки:
— В ваших историях много о чём не говорится, Скаймгерд из Фир-энм-Хайта. Там ведь не сказано, что ваш «изгнанный» призвал Тварь, чтобы отбиться от толпы горожан, которая чуть на куски его не растерзала? Там ведь не сказано о других «колдунах» и «колдуньях», которых у вас так любили изгонять? Ведь нет? И о моей матери там, конечно, тоже не сказано… как её забросали камнями на городской площади, прежде чем «изгнать», потому что досужим сплетницам взбрело в голову, будто она сглазила их муженьков. Двадцать четыре дня она прожила после этого. И обо мне там не сказано, верно? Как мы сбежали из вашего города. Как старик нашёл нас в лесу и укрыл.
Скай отчаянно замотал головой. Что за бессмыслица, хотел сказать он. Гнусная клевета, и ничего больше, ведь… этого просто не может быть! Не стал бы никто в городе набрасываться на беззащитную женщину! Разве отец стал бы швырять в неё камни? Или Тальма? Или Ханагерн? Даже Хермонд не стал бы!..
Только кто сочтёт ведьму беззащитной?
Скай отогнал эту мысль.
— Ты лжёшь, — процедил он сквозь зубы.
Колдун не ответил. В тишине вспорхнул с ветки ворон и скрылся из вида. Жить в Великом лесу в одиночку… Кто бы на это по своей воле согласился…
— Даже если и… всё равно! Изгнанные делали много такого… чего не должен делать ни один человек, если только он не проклят богами!
— И что же это, к примеру? — полюбопытствовал колдун.
Скай закусил губу: ему нечего было ответить.
— Смешно, — проговорил колдун задумчиво, будто сам с собой, — как люди стремятся отказать недостойным в праве называться их братьями. Из всех честных людей и доблестных воинов старик был единственным, кто не называл меня «ведьминым отродьем» и не плевал мне под ноги. Хотя бывало, что драл меня за уши, что уж тут… Он растил меня как сына. Скажи-ка мне, Скаймгерд Хайтере, — колдун насмешливо сощурился и в мгновение утратил свой беспечный, задумчивый вид, — много ли в твоём городе доблестных воинов, которые готовы позаботиться о тебе вместо отца? А твой отец ушёл на войну, и многие твои соседи от души надеются, что он не вернётся.
Скай вздрогнул, как от пощёчины, и горячо пожалел, что послушался отца и отнёс меч домой.
— Можешь подавиться своими словами, трус проклятый, потому что отец вернётся! Ваар победит в войне, и тогда…
— Боюсь, в этой войне навряд ли кто-то победит.
В лице колдуна, как в мутной воде, Скаю привиделось другое — ненавистное лицо Хермонда, его колючие глаза и презрительно искривлённый рот, когда он говорил: «Я смотрю правде в лицо. Помощь не придёт; у Ваара нет надежды».
— Чего тебе надо? — прорычал Скай, чувствуя, как его трясёт от гнева. — Чего ты вообще ко мне привязался?
Колдун выглядел озадаченным.
— Чего мне надо? — повторил он с подкупающим простодушием. — Я не думал об этом. Мне казалось, мы просто беседуем. Тут, к
