Через Великий лес - Катерина Камышина
К залу свитков Скай возвращался так же тихо, как до этого к сараю. Берег был пуст. Над городской стеной кружили на тяжёлых узких крыльях две чайки, а в стороне от них ещё одна птица — чёрная.
Квиар сменился, и у крыльца сидел, свесив голову на грудь, другой стражник. Скай выглянул из-за угла и услышал его размеренное посапывание. Дрыхнет на посту, и горя ему мало! Его, конечно, тоже можно понять: Фир-энм-Хайт — самый мирный город на свете, и никаких беспорядков тут никогда не случается. Разве что драки по праздникам.
Скай подавил искушение разбудить его (а стоило бы — вот же наглость, дрыхнуть на посту у сына Предводителя на глазах!), подобрался к двери, тихонько ступая, и проскользнул внутрь.
В Фир-энм-Хайте мало кто умел читать, но сыновьям Предводителя это полагалось, поэтому пять зим назад отец отдал Ская в учение к дряхлому старику-хронисту, смотрителю в зале свитков. У хрониста, конечно, и свои дела были: вести учёт событиям, происходящим в городе, присутствовать на судах, следить за сохранностью книг и свитков. Но учить кого-нибудь чтению и письму он никогда не отказывался. Даже денег не брал — была бы только охота.
У Ская она была, но нельзя сказать, чтобы от этого учение его шло гладко. Письмо давалось Скаю тяжелее, чем владение мечом. Сколько он ни старался, а буквы выходили корявее некуда, чернила то и дело расплывались кляксами, а вощёные дощечки стремительно приходили в негодность. Старик Ханагерн вздыхал, ворчал, вопил в негодовании, Скай огрызался в ответ и несколько раз даже получил по шее.
Будь на месте хрониста любой другой человек, Скай и половины того не стерпел бы. Но с Ханагерном они были друзьями. Поэтому он сидел смирно и прилежно выцарапывал свои кривенькие буквы, и ждал, когда уже с письмом будет покончено и можно будет взяться за свитки.
Свитки были хрупкими от старости, а книги, переплетённые в толстую кожу, с деревянными корочками, — очень тяжёлыми. Старик и Скай обращались с ними бережно, даже почтительно. Ещё бы! В них было записано и такое, чего не знал ни отец, ни самые мудрые старики в Фир-энм-Хайте. Да и не может же человек держать в голове столько всего? Для того книги и нужны.
И сейчас, стоя перед полками, Скай знал на память, в каком порядке они стоят. «Песни о Начале Мира, Богов и Людей», «Деяния Королей», «Книги Порядка Имён», сама городская хроника. Старый Ханагерн все их знал наизусть, да Скай и сам столько раз перечитывал, что иные запомнил слово в слово.
Но в конце весны старик умер, нового хрониста покуда не выбрали, а теперь, когда началась война, свитки совсем без присмотра остались. Считалось, что они принадлежат всему городу, только вот читать их было некому.
Надо пыль смахнуть, про себя прикидывал Скай, неслышно подходя к столу, на котором так и осталась лежать несоскобленная дощечка с убористым почерком старика Ханагерна. Масла в лампы долить и протопить очаг, чтобы прогнать сырость. Хорошо бы только, чтобы меня никто не заметил.
Вообще-то сын Предводителя мог беспрепятственно входить в зал свитков, но всё равно Скай предпочёл бы, чтобы об этом никто не знал. Кто же сочтёт книгочейство подходящим занятием для воина? Хермонд не преминёт упрекнуть его, мол, лучше бы с таким усердием на ристалище упражнялся…
Вид несоскобленной дощечки на столе причинял ему боль. И рука не поднималась убрать её: пока она оставалась на месте, у Ская была нелепая, слабая надежда, что старый Ханагерн каким-то чудом вернётся. Он терпеть не мог незаконченную работу.
Всё лето Скаю не хватало духу даже прочитать, что там написано. Колеблясь, он протянул было руку — и тут услышал наверху тихие голоса.
Он застыл в замешательстве. Наверху был один совещальный зал. Там никогда никто не собирался, кроме Городского Совета. Но созывать Совет, стоило Предводителю ступить за порог?..
Пока он недоумевал, с лестницы донёсся голос, который Скай ненавидел больше всего. Голос Хермонда, звучный и убеждённый. Он всегда говорил так перед людьми, когда хотел показаться решительным и честным, а перед отцом — никогда.
— Люди на нашей стороне, — говорил Хермонд. — Может быть, они пока этого и не понимают, но я знаю, как говорить с людьми. Я помогу им увидеть, что мы рассуждаем разумно и думаем только о благе города. О чём Предводитель Дхайвэйт печётся, может статься, менее, чем следовало бы.
— На этот раз люди не станут слушать тебя, Хермонд, — хмуро отвечал ему надтреснутый голос, который был Скаю тоже знаком. — Они… мы все преданы Предводителю.
То, что Совет собрался в такой час, да ещё полным составом, было крайне подозрительно. Тут уж Скай встревожился по-настоящему. Он подкрался к лестнице и весь обратился в слух.
— Да и потом, — продолжал голос наверху, — Прежний Закон…
— Прежний Закон говорит, что людям должно быть преданными городу, а не Предводителю, коль скоро не все суждения Предводителя оборачиваются добром…
— Осторожнее, Хермонд, — прервал его слабый старческий голос. — Такие речи люди обычно называют изменой.
— Измена ли это, если я хочу уберечь город от последствий недальновидных решений? Не это ли первый долг Предводителя?
— А не много ли ты на себя берёшь? Дхайвэйт Вороново Крыло — Предводитель в Фир-энм-Хайте, а вовсе не ты, Хермонд.
— Я беру на себя не более, чем должно тому, кто думает о городе прежде, а о воинских подвигах потом, — сухо отвечал Хермонд. — Между тем как Предводитель умчался сражаться, город остался беззащитен. Сто тридцать человек! Да Проклятые перебьют нас всех, точно слабосильных женщин, если только правда то, что говорят об их числе! Кто из вас станет отрицать, что в этом решении Предводителя не много мудрости? И нет никого, кто был бы вправе принять иное решение.
— У Предводителя остался сын, Хермонд.
— Ещё сопляк, — бросил Хермонд с неприязнью такой неприкрытой, что он и сам почувствовал это. — У меня мало к нему любви, и тому есть причины. Что я от него видел кроме капризов и пустого вздора? А нехудо бы ему перенять ухватки взрослых мужей. Да и во владении оружием, как всем вам известно, уменья его скромные. Последнее рыбацкое отродье его одолеет. Много ли будет пользы, если он продолжит безо всякого надзора якшаться с низкородными да тратить время в пустых мечтаниях? Не лучше ли будет и для города, и для мальчишки, если бы по соглашению мужей его отправили на север, в крепость, за надёжные стены, под присмотр доблестного военачальника? Жизнь там
