Наталия Мазова - Исповедь травы

– Вот, значит, в чем дело… А я себе голову ломал – с чего это Волки целую неделю только и твердят о такой… скажем вежливо, изящной особе? Как-то оно не в их традициях!

– Теперь ты знаешь, – я сажусь на неубранную постель, подобрав ноги под подол и попутно отмечая, что он сильно лохматится – опять подшитый край где-то ободрала, ну сколько ж можно… – А тебе я совсем не кажусь привлекательной?

– Кажешься. Но, как ты сама поняла, это еще не основание, чтобы тут же рвать с тебя одежду.

Он опускается рядом со мной. Его глаза сейчас совсем рядом, пламя свечи отражается в них сполохами. Если бы не знала доподлинно, что он из Нездешних – ни за что бы не поверила.

– А знаешь ли ты, ведьма неизвестной мне школы, что я уже много лет не играл и не пел ТАК? И стоило лишь увидеть тебя – откуда что взялось!

– А что ты пел тогда? – пожалуй, мне не требуется никаких усилий, чтобы наполнить взгляд и голос почти мистическим преклонением. Никогда не стоит играть там, где можешь позволить себе искренность. – Я почувствовала Силу в твоей песне и отдалась ей – но это было безумно страшно и вместе с тем прекрасно…

– Ты права. Я назвал ее Смертной Печатью Огня. Песня о той, которая… которую…

– Короче, о леди Райнэе, – замыкаю я безжалостно. Недостойное чувство, но в этот миг я просто наслаждаюсь сознанием своей власти над Ним.

– Откуда тебе… – я не даю Ему закончить:

– Неужели так трудно признать Луга Безумца? Отныне, мой господин, не устану благодарить я Единую за то, что наши дороги пересеклись! – Его, конечно, на это с потрохами не купишь, но по опыту знаю, как безотказно действует такая гремучая смесь из преклонения и наглости.

– Не называй меня так, ведьма! – бездна разнообразных чувств, которую Он вкладывает в эти слова, просто не поддается описанию! Словно мгновенная вспышка опалила мне ресницы – и тут же угасла… – Я знаю, этим именем зовут меня там, снаружи, но ты меня так не зови!

– Aen ye-o jthalet. Буду звать тебя просто Лугхад, раз тебе это нравится. Но ты давай тоже реши, как будешь ко мне обращаться – не все же звать меня ведьмой. На выбор – Эленд, Хиноль, Линда…

Он снова смотрит на меня долго и пристально. Даже свечу поднес поближе, чтобы разглядеть. Ох, или я умру прямо сейчас, не сходя с места, или стану святой! В голову лезут эпитеты из Песни Песней и некий роман, когда-то залпом прочитанный на одной из лекций в Академии культур, вместо того, чтобы честно ее конспектировать…

– Может быть, ты сочтешь это странным, а может, и нет… Я буду звать тебя Лиганор.

Вот слепой-слепой, а шпроты чует, как говорит моя бабка Иванна! Lig-Anor – это же «Зеленое Пламя» на разговорной версии Языка Служения, самая суть моя! А Аргиноль – всего лишь анаграмма…

Как внимателен Его взгляд… Реакцию проверяет. А почему, собственно, у молодой темпераментной ведьмы не должен дрожать ни один мускул, когда ей только что придумали имя?

– Идет, – отвечаю я после паузы. – А теперь тащи гитару.

Не говоря ни слова, Он подхватывает свечу и исчезает в проеме, ведущем в соседнюю комнату. Я остаюсь в полной темноте. Тишина… Долго Он там собирается копаться? Ладно, раз так, воспользуюсь случаем и переоденусь, а то этому зеленому шелку сто лет в обед, наступлю невзначай на подол – и тогда уже ни иголка, ни магия не спасут мое самое любимое платье…

Через минуту я уже в черных широких брюках и блузке без рукавов – тоже черной, но сплошь затканной серебром. И словно дождавшись этого мига, из соседней комнаты доносятся аккорды гитары. Трать-тарарать! Бросив и сумку, и снятое платье, я кидаюсь туда – и застываю на пороге.

Представьте себе помещение, которое слишком велико для слова «комната», но еще недостаточно для того, чтобы назвать его залом. Серые каменные стены уходят куда-то ввысь, и верх их в копоти – тот самый пожар, на который я обратила внимание еще снаружи. Потому-то потолка практически нет, над головой – полуразрушенные перекрытия верхних этажей и осколки неба. С одного из них идеально полная луна бросает на пол драные клочья света. А Он сидит у самой стены в полосе тени, замерев неподвижно, лишь пальцы летают по струнам. Свеча у Его ног зажигает десятки бликов на темном лакированном корпусе гитары. Странно, только сейчас я заметила тонкое серебряное кольцо на Его правой руке…

С моим появлением мелодия на секунду замирает, а потом словно взлетает ввысь, наливаясь силой и страстью – нечто напоминающее фламенко, но темнее и первобытнее. И снова я, плененная Его игрой, забываю про все на свете – подхожу к Нему, опускаюсь на пол и начинаю вторить поистине безумной мелодии переливами голоса. В темноте вокруг меня словно колышется занавес Силы – не знаю, светлой или все же темной, но необыкновенно мощной, – и мне это нравится почти до экстаза.

Внезапно напор слегка отодвигается, звуки становятся тише и прозрачнее…

– Луна взошла над Каэр Мэйлом, – слышу я Его голос, отрешенный, словно бесплотный, и абсолютно не человеческий. Голос Нездешнего.

– Ты лучшая танцовщица из всех, кого я видал… Танцуй же, Лиганор – эта музыка для тебя.

Фламенко – не самое великое мое достижение, я предпочитаю восточные стили, где руки, корпус и не так много ног… Но Он просит, и я шагаю на середину зала. Луна вспыхивает на моей одежде… Храни меня, Единая!

Вверх —на взметнувшейся к звездам волне,что пролиться вовне не смогла —распадайся на взвесь и осадок!

Нет, не могла я сама придумать эти слова, эту перевитую серебром струн тонкость изощренного заклятия – это Его голос поет в глубине моего сознания: «Беспредельная сладостьсвободы отринуть свободу!..» Снова, по нарастающей, обращаясь в язык призрачного пламени на Его ладони, пока Он вдруг не ударяет что есть силы по струнам и не вскрикивает гортанно на Высокой Речи:

– А-кхэй, со ирру! Эл-каста – айе!

И – одновременно с этим луна над моей головой меркнет, словно облившись кровью!

– Аййе-э!

Не выдержав ужаса сверхъестественного напряжения, я падаю на колени перед Ним, волосы закрывают мне лицо. В последний миг за край распадающегося сознания цепляется мысль: «Затмение… это всего лишь лунное затмение…» Несколько секунд в зале пульсирует нечто такое, для описания чего у людей никогда не достанет слов – и медленно, медленно диск луны снова очищается, разгорающийся свет окрашивает серебром мои стиснутые руки… И нет уже безумства странной мелодии, только тихий перебор струн, и под него Он произносит несколько фраз на незнакомом мне языке – быстро, печально и как-то ласково. Когти, стиснувшие мою душу, разжались, хотя дрожь в коленях осталась. Нет, все-таки не зря Его прозвали Безумцем…