Во имя твое - Дмитрий Панасенко
— Здорово. — Широко зевнула сидящая верхом на столбе ограды Сив и покрутив шеей подбросила ладони невесть откуда раздобытое яблоко. — И что, убил?
— Да ты чем слушала, девка? — Искренне возмутился крестьянин и надувшись словно готовая к первой своей вечерней арии жаба ткнул великаншу в находящееся на уровне его глаз бедро покрытым намертво въевшейся в кожу грязью пальцем. — Аубыра на меня напала. А-у-бы-ра. — По слогам повторил Марчек и выпятив нижнюю губу сплюнул под ноги. — Мертвячка значится. Как ты мертвяка убьешь? Она уже дохлая была.
— А чего сложного-то… Голову отрезать да размозжить чем потяжелей. Или к заднице приставить. — Равнодушно пожала плечами дикарка. — Главное, чтоб мертвяк тебя не покусал. Проклятые они. Проклятье свое через укусы разносят. А она правда рогатая была? Выражение лица великанши выражало искреннюю заинтересованность.
— Ну девка ты вообще темная… Ты из какого медвежьего угла выползла? — Коротко глянув в сторону, казалось полностью поглощенного молитвенным созерцанием, возящегося у навозной кучи, хряка, пастора, разводчик свиней неодобрительно покачал головой и принялся скрести короткую, остро нуждающуюся в знакомстве с очистительной силой воды, щелока и мыльного корня шею. — Ну какой еще ей быть? Я же говорю, девка, как полотно бледная, глаза будто угли. Сама голая. Роги как у оленя и сиськи будто две репки крепенькие. Я домой шел, а тут она, из лесу выбегла и давай меня охмурять. И так крутилась и этак. — Причмокнув губами Марчек мечтательно закатил глаза. — А потом говорит человеческим голосом пойдешь ежели, мол, со мной золотом тебя одарю. А сама подбирается, подбирается… И молоко у нее значит на землю прямо каплет…
— Молоко? Из груди что ли? — С невинным видом уточнила болтающая ногами в воздухе Сив и покрутив в руках яблоко вгрызлась зубами в наиболее приглянувшееся ей место зеленого, кислого до оскомины даже на вид плода.
— Нет, из задницы… — Окрысился в конец разобидевшийся на столь неблагодарную слушательницу Пучка. — Не хочешь слушать, так чего спрашивать? Или ты думаешь я вру?
— Да ладно тебе. — Обезоруживающе улыбнувшись великанша поерзала на своем насесте и громко захрустела яблоком. — Я просто про таких никогда не слышала вот и спрашиваю.
— Не слышала она… — Ворчливо протянул крестьянин, вытянул из-за широкого матерчатого пояса небольшой бурдючок, с хлопком выдернул закрывающий горловину криво оструганный колышек, и сделал пару глотков передернул плечами. — Конечно не слышала дурнина ты северянская. У ас в горах наверняка такой пакости и не было отродясь. А у нас каждое дитя про аубыру знает. — Проигнорировав брошенный на сосуд великаншей жадный взгляд земледелец аккуратно убрал мех обратно за пояс и важно выпятив колыхнувшийся будто вывалившийся из тарелки кусок свиного студня, живот. — Аубыра или умрыца это девка, что мужика не познавши померла, да встала. То есть восстала. Ну, из гроба выбралась… В общем… — Видимо слегка сбившийся с мысли Марчек недовольно нахмурился и громко хрюкнув похожим на свиной пятак носом в очередной раз сплюнул, на этот раз через плечо. — Не лежится таким девкам в гробе без мужика. Зуд их по ласке мужской берет нестерпимый. Вот… — Снова ненадолго замолкнув земледелец с явным трудом оторвал замасленный взгляд от скудно прикрытых обрывком одеяла мускулистых ляжек дикаркии, и шаркнув давно ждущим отправки в печку клогом выбил из покрывающей землю слоя жидкой грязи фонтан брызг. — В общем, ходят они, ходят… Мужиков ищут… Сорва… Совращива… Ну в общем за собой заманивают. А того кто с ними пойдет… Тех они в свое логово затаскивают, чтобы блуду значит предаваться. Но поддаваться таким нельзя. Ежели оседлают до смерти заездят.
— Ну ясно. Понятно все. — Неопределенно хмыкнула горянка и вновь примерилась к наполовину съеденному плоду. — Это конечно, что до смерти. Ежели оседлает. По другому никак.
— Но больше всего они до детей охочи. — Наставительно воздев палец судя по всему сам увлекшийся собственным рассказом Марчек и многозначительно понизив голос шагнул к северянке. — Если аубыра дите малое скрадет — считай все. Засунет, и считай нет дитя.
— Куда засунет? — Неуютно поерзав на своем насесте женщина скрестила ноги и посмотрев в сторону виднеющегося над частоколом леса дернула щекой. — В печку что-ли?
— Куда-куда. — Возвел очи горе явно недовольный непонятливостью темной дикарки крестьянин и снова потянулся к заветному бурдюку. — Откуда дети берутся туда и засунет. Ну эта, как младенчика рожают, токмо наоборот значит…
— Пф-ху-а… — Закашлялась Сив и, выплюнув под ноги наполовину прожеванный кусок яблочной мякоти, со смесью отвращения и неприкрытого ужаса уставилась на мрачно и торжественно глядящего на нее снизу вверх земледельца. — А… зачем им это?
— Чтоб обратно выродить, конечно. — Фыркнул явно наслаждающийся возможностью посвятить собеседницу, пьяница и машинально почесал покрытое длинными царапинами предплечье. — Говорил же, без мужика померла. Своих дитять не было, вот и глумится над чужими. Выродит, значит, а потом опять засовывают. Так и мучает, пока не помрет дите. А потом уже ребенок в умруна перерождается. И к семье идет. К мамке да тятьке тянется кровь сосать. И через это и их заразой мертвяцкой заражает. Страшная напасть в селе. Точно говорю. Ежели я бы ей меж рогов не дал, доброго дела не сделал, все бы уже тут перемерли.
Великанша поморщилась.
— Пакость какая. — Протянула она после долгой паузы. — У нас таких отродясь не было.
— Пакость и есть. — Солидно кивнул Пучка и принялся ковырять в ухе. — Но красивая… Если бы не роги, конечно…
— Ты говорил из леса вышла… — Спрыгнув со столба великанша окинула Марчека оценивающим взглядом и покачала головой. С запада, или с юга?
— С севера. От холма, где идол поганый стоит. — Облизнув губы Пучка качнулся к женщине и широко улыбнувшись погрозил ей пальцем. — Ты это. Знаю я, что ты задумала. Только не выйдет у тебя ничего.
— А с чего ты решил, что я что-то задумала? — Склонив голову на бок Сив покрутила в руках огрызок и видимо найдя его больше ни на что не годным отправила его через забор.
— Ну я же не пальцем деланный. — Осклабившись еще шире пьяница постучал себя по лбу заскорузлым от въевшейся грязи пальцем. — Соображение тоже какое-то имею. Ты ведь, эта, как его, ловчая. Наверняка захочешь аубыру упокоить, а
