Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв
Разнузданное веселье постепенно захватило всех собравшихся в тронном зале, даже тех, кто поначалу робко плакал от страха и молил богов о милости. Рекою лилось вино, кушанья появлялись и исчезали одно за другим, кое-кто уже повалил на ковёр ближайшую служанку, а над всем этим, бледный, с горящими глазами, восседал властелин шести частей света, не властный уже и над своим дворцом. Огненные надписи загорались на стенах всё чаще, никто не обращал на них внимания.
Погружённый в раздумья, Феспей держался в стороне, мрачно взирая на безумное пиршество. Улучив момент, он склонился к уху царя.
‒ А, Феспей, ‒ Нахарабалазар хохотнул. ‒ Если хочешь сообщить о каких-то тайнах, не стоит. Они мне больше не по душе.
‒ Мне тоже, повелитель, ‒ Феспей нашёл в себе силы усмехнуться и сбивчиво зашептал. ‒ Я знаю про выход из малого зала на галерею, а оттуда…
‒ Я тоже про него знаю, ‒ царь повернул голову к поэту, его бледные губы искривились в подобии улыбки. ‒ Знаю, но я царь, и умру царём.
‒ Но тогда…
‒ Всем там не пройти, а вот немногим… например тебе, ‒ точно не услышав, сказал Нахарабалазар и, помолчав, добавил. ‒ Потайную дверь знаешь? Дождись, Ниру.
‒ Я понял тебя, повелитель, ‒ склонился поэт, странными глазами взглянув на царя.
Вновь взвизгнули струны, и испуганно замолкли, когда в зал ворвался запыхавшийся слуга. Подбежав к царю, он с размах упал на колени.
‒ Повелитель шести частей света, мне нет прощения! Я, недостойный, был послан привести госпожу, но не сумел! Омерзительные дикари преградили дорогу к женским покоям. Мой товарищ был убит, мне еле удалось сбежать!
Отчаянный крик разорвал тишину. Отшвырнув полный кубок, царь вскочил, заламывая руки.
‒ Нира! ‒ воскликнул он. ‒ Любовь моя! Роза моего сердца! Мой сын, мой Хазраддон! Ты, который должен был стать величайшим из великих! Мне не увидеть вас более! Прощайте навеки! Всё кончено! Играйте! Ничего больше нет! Играйте, пейте, веселитесь и пусть весь мир горит в огне!
Заливаясь слезами, Нахарабалазар бессильно опустился на ступени трона. Вновь взревели флейты, вино хлынуло в чаши, хмельные крики загремели со новой силой, заглушая звон оружия за стеной. Пламенные надписи ярко алели в сгущающейся темноте.
***
‒ На царское золото хорошо жрали?! Отработаем, братья?! ‒ орёт Энекл сорванным голосом. Его шлем давно слетел с головы, обнажив всклокоченные чёрные волосы, чёрное от копоти лицо и бешено выкаченные глаза. По лбу и по щеке течёт кровь из свежей раны, но тысячник не чувствует боли.
‒ Да-а-а!!!
Яростный рёв едва не срывает со стен позолоту и штукатурку. Три десятка эйнемов бьются в несравненной красоты зале, окружённые бесчисленными врагами. Варвары налетают волнами, мечут дротики, размахивают оружием самого необычайного вида. Одни исступлённо визжат, другие идут в атаку молча, но и те, и другие падают под ударами эйнемских копий.
‒ За-а-певай!!!
‒ Ай-я, Хорос гневный, ай-я выпей крови, ай-я медь согрею, ай-я в чьём-то брюхе…
Новые и новые враги бросаются на сомкнутые щиты, но эйнемы стоят, и их руки по самые плечи красны от крови.
Клифей пал в Закрытом саду. Дротик поразил его в горло, и рыжеволосый командир, хрипя, опустился на мраморный пол. Опьянённые кровью турханы прорвали строй гоплитов, голыми руками хватаясь за щиты и обнажённые копья. Фаланга рассыпалась, варвары вломились в самую середину, яростно рубя направо и налево. Каллифонту с Энеклом удалось сплотить оставшихся бойцов, и, в который уже раз, отбросить врага. Последние защитники дворца отступили в Высокий коридор, оставив за собой разгромленное и заваленное телами чудо света. Непревзойдённое творение эйнемских архитекторов перестало существовать, и кровь их соотечественников текла по искусно проложенным ими каналам.
В Высоком коридоре пал Луллу-Миталиб. Молодого стражника весь день хранили его боги. Он пережил резню ворот, уцелел во внутренних, а затем и во внешних садах, где целиком полёг цвет мидонийского воинства. Во дворец бывший начальник воротной охраны вошёл командиром целой сотни. Боги уберегли его на ступенях дворца, в приёмном зале, на лестнице и в Закрытом саду, но теперь и их силам пришёл конец. Молодой воин сразил двоих турханов подряд, но короткий меч третьего вошёл в грудь Луллу-Миталиба по самую рукоять. Последним движением стражник обрушил топор на голову своего убийцы, и два мертвеца рухнули к десяткам бездыханных тел, заливающих своей кровью изображение милосердной целительницы Инар. Только Каллифонт, Энекл и три десятка эйнемов добрались до приёмной, где некогда просители смиренно дожидались вызова пред очи владыки. Приёмная оканчивалась расписными дверями Тронного зала, из-за которых доносились приглушённые звуки музыки. Попытки открыть тяжёлые створки ни к чему не привели, отступать было некуда.
Турхан в ватном халате, хорагет в чешуйчатом нагруднике и высокой шапке, керемен в железной шляпе и с лентами на поясе ‒ десятки, сотни варваров, Энекл давно потерял им счёт. Уже третье копьё сломалось о чей-то слишком твёрдый череп, но кто-то из соратников упал рядом, и тысячник завладел его оружием. Ещё удар, и ещё один мёртвый враг, а потом ещё и ещё. Зачем? Об этом Энекл не думал. Он уже давно не думал ни о чём, лишь о том, как убить того, кто напротив. Удар, и ещё один, и ещё, и ещё. Врагов больше многократно, но узкий зал не позволяет им окружить упрямых чужеземцев, а в лоб фаланга подобна огню, жадно пожирающему летящих на него мотыльков.
‒ Отработаем, братья!!!
И новые тела валятся к ногам эйнемов. Кажется, скоро от врагов их отгородит настоящая стена из мертвецов.
Зарождающееся у входа движение распалённые битвой воины заметили не сразу. Сбившиеся в кучу степняки отхлынули в стороны, освобождая проход высокой белой фигуре в безликой маске. Алгу, пророк великой Плоской земли, с мечом, прямым, точно луч солнца,
