Двергурим. Бессмертный - Алексей Ткачик

- Командир! – истошно вскричал Минус, осаживая скакуна.

- К Вратам! Живо! – проревел дварф, спрыгивая на землю и хлопком ладони прогоняя свою лошадку прочь.

Подскочив к алхимику, Дагна едва успел подставить щит, по которому тут же забарабанили стрелы, крутясь и разлетаясь в разные стороны.

Крепко ухватив мэтра Уолерта за ворот шубы, дварф потащил его к Вратам. Остальные укрылись, как могли, за рассыпанными вокруг большими валунами.

- Ну же! – заорал он. – Открывайте, сукины дети! Открывайте сейчас же, во имя Зерора!

- Командир! – закричал Фред, посылая стрелу за стрелой во всадников, без надежды поразить закованных в латы воинов.

- Вы не хадар! – взревел Дагна, заслоняя щитом старого ученого и глядя на мертвую тишину Внешних Врат, мелко дрожа от переполнявшего его гнева и бурлящей ярости. - Слышите? Я видел, как умирают первородные! Они не подыхают от жалкой чумы в луже собственных нечистот! Они не забывают заветы Зерора!

- Дагна! Они не откроют! Они все мертвы! – прокричал Вильямина, сверкая глазами. – Дадим бой! Прихватим с собой, сколько сможем! Ничего уже не поделать!

- Вставайте, хадар Морингарда! – голос дварфа загремел так, что у ближайших к нему людей заложило уши. – Вставайте и бейтесь! А нет, так я, Дар’Наг, гардур Дренг-ин-Дара и его последний двергурим, буду биться вместо вас за Морингард!

Дагна положил мэтра Уолерта за большой скальный осколок и выхватил топор, без страха выходя навстречу врагу.

- Окс двергур! Двергур хадад! – взревел дварф.

И тут раздался гулкий, низкий каменный стон. Дагна в изумлении обернулся и увидел, как над Внешними Вратами, подобно огромным пастям, открываются широкие ниши.

- Окс двергур! Двергур хадад! – донесся до него слабый, но полный ярости и решимости крик, а затем воздух прорезал резкий стальной звон и из темных зевов во всадников полетели десятки, сотни толстых стальных игл.

Взрывая каменистую землю, снаряды вонзались даже в камни, раскалывая их на части. Авангард всадников, попавших под этот обстрел, убило мгновенно вместе с конями. Несмотря на латные доспехи, летящие стержни прошивали насквозь сразу двоих-троих, не оставляя им ни единого шанса. Люди отчаянно метались, в попытках найти укрытие или ускакать от этого смертоносного ливня, но попытки их были тщетны. Через полминуты поток игл прекратился, засыпав стальными стержнями полосу шириной в сотню метров и длиной почти в полтора раза больше. Спаслись лишь те, кто не успел попасть в зону поражения.

Товарищи Дагны ошалело смотрели на то, как, оставив в долине перед твердыней дварфов больше половины воинов, их преследователи, развернув коней, поспешно бежали прочь от чудовищных машин Морингарда.

- Гардур Дар’Наг! – раздался хриплый, булькающий голос.

Дагна обернулся и увидел, как из темноты одной из ниш над Вратами, еле переставляя ноги, медленно вышел закованный в лязгающую, болтающуюся броню двергурим. Он остановился возле самого края, шатаясь и кренясь на бок. Через его открытый шлем Дагна разглядел серое словно пепел, изможденное, худое лицо со впалыми щеками.

- Мы не забыли заветы Зерора, - шумно, с трудом выдохнул воин. – Поторопись, мы откроем проход, но сможем удержать затворы не дольше минуты. Потом Врата закроются навсегда.

Глава 18

Створки медленно, с натугой и скрежетом разошлись ровно настолько, что между ними едва могла втиснуться лошадь с поклажей. Помня слова стража, отряд, не мешкая ни секунды, поспешил скрыться за неприступными стенами. Дагна шел последним, и, как только он завел своего скакуна внутрь, то, подняв забрало, увидел, что по обе стороны створок замерло около сорока дварфов, вцепившихся в толстенные рычаги, которыми они и открыли Врата. Выступающие из пола огромные шестерни, что приводили в движение циклопический механизм, мелко дрожали, угрожая сорваться в любой момент, и тогда проход бы захлопнулся. А болтающиеся, позвякивающие цепи, каждое из звеньев которых было размером с башенный щит, ясно указывали на то, что противовесы сорваны, и теперь защитники Морингарда из последних сил держат всю тяжесть ворот голыми руками.

К Дагне шаркающей походкой подошел тот самый воин, что говорил с ним из боевой галереи.

- Все вошли? – спросил он и тотчас влажно закашлялся.

Дварф кивнул, и тогда хадар коротко махнул рукой, утирая с рыжих, тронутых сединой, бороды и усов капли крови. Воины с облегчением отпустили рычаги, тяжело дыша и рухнув от усталости прямо на месте, а Врата с оглушительным грохотом, стрекотом шестерней и звоном, хлещущих, словно кнуты, цепей, захлопнулись с такой силой, что всех вокруг обдало тугой волной воздуха.

В воцарившейся тишине хадар стали медленно подниматься на ноги и подходить ближе, подозрительно, с недоверием глядя на пришлого дварфа и собравшихся возле него людей. Дагна дал знак товарищам не двигаться с места, пока отряд полукольцом окружали выходящие из тьмы хадар. Никто из них не прикоснулся к оружию, но в воздухе витало тяжелое напряженное ожидание. Дагна нисколько не сомневался, что стоит ему или кому-то из его людей сделать что-то не то, как тот же час оружие двергур обратится против незваных гостей.

Воины Морингарда выглядели очень плохо. Доспехи болтались на некогда могучих, ныне же исхудавших, больных телах. Гордые спины сутулились от тяжести лат и кольчуг, а высохшие шеи с трудом выдерживали вес боевых шлемов.

Дагна оглядел молчаливо, выжидательно смотрящих на него и только на него воинов. Здесь были, судя по чеканным знакам на лёгкой броне, хадар инженерного корпуса, перед ними вышли, тяжело опершись на башенные щиты, первородные воины переднего края, закованные в мифрилит, а чуть поодаль застыли суровые обладатели огромных, почти в их собственный рост, арбалетов-кархейнов.

Вокруг Дагны застыли мертвенно-бледные лица: впалые щеки с заострившимися скулами и торчащими, будто клювы, большими и длинными носами, спутанные бороды, давно не знавшими должного ухода. Дварф словно глядел в прошлое, что, как безжалостное зеркало, вновь показывало ему мрачные, губительные глубины под проклятым Аусгором. И он будто снова видел перед собой своих названных братьев. Кагайн, Бенгар, Эбетт, Магот...

У Дагны защемило сердце, когда он взглянул им в глаза и не увидел в них огня жизни. Только мрачное ожидание и суровое понимание неизбежности смерти. Понимание, что они, возможно, последние в этом умирающем подгорном королевстве. Понимание, что они