Бессмертный избранный (СИ) - Юлия Леру

1. ОТШЕЛЬНИЦА

Он еще очень молод, но совсем сед, и волосы у него длинные, и глаза синие, как ночное небо, и голос тихий, как шепот. Он прижимает мою руку к своему лицу и повторяет беспрестанно одно слово, смысл которого я понимаю и в то же время понять не могу.

— Серпетис.

Я знаю, что это его имя, но зачем он снова и снова называет его мне?

— Серпетис.

Торопливо, горячо, словно боясь, что этот раз будет для него последним.

— Серпетис.

— Я здесь, — я тоже говорю вещи, которые ему известны, но что мне остается? — Я здесь, я всегда здесь.

— Серпетис.

Я чувствую на своей руке что-то мокрое и понимаю, что он плачет.

Мы нашли его у ручья, в том месте, где берег особенно полог, и течение не такое сильное. Я не знаю, как он сюда добрался, и Мастер не знает, а ночь, может, и знает, но не скажет ни слова. Он лежал вдали от воды, на песке, и вокруг него крабы-пискуны уже танцевали свой танец голода. Я охотилась за ними, я услышала их, я была первой, кто увидел у воды чужака.

Мастер помог мне притащить его в свой дом. Мы вместе промыли ужасные раны на груди и спине юноши — его здорово порезали мечом, под лопаткой темнела глубокая рана, оставленная стрелой — не знаю, как он сумел выжить? Серпетис провел в беспамятстве два долгих дня. На третий день он очнулся, ухватил меня за руку так, что едва не сломал пальцы, попытался вскочить с узкой кровати.

— Ты у друзей, — чувствуя, как трещат кости, пискнула я. — Мы спасли тебя, чужак!

Он отпустил мою руку и упал на постель, закрыв глаза и закусив губу — так сильно, что из нее яркой струйкой брызнула кровь. Я прижала запястье к груди, с трудом сдерживая слезы боли.

— Кто ты? — спросил он голосом еще не мужчины, но уже не мальчика. — Где ты нашла меня? Отвечай же!

Его синие глаза уставились на меня почти гневно, но он не мог ничего требовать и не мог приказывать той, которая подчинялась только ветру и лесу, и я ничего не сказала в ответ.

— Меня будут искать, — сказал он, глядя в потолок. — Мне нужно уйти отсюда. Принеси мне одежду, принеси мой меч, мне нужно идти.

— Ты не можешь ходить, и у тебя не было меча, — сказала я. — Ты тяжело ранен.

Но он не послушался моих слов и снова попытался подняться. Повязки, с таким трудом наложенные Мастером, сразу же пропитались кровью. Чужак закрыл глаза и сдался, и откинулся на постель, снова кусая губу.

— Нет меча, — прошептал он. — Я проклят. Я лишился своего меча…

Вечером Серпетиса начала жечь лихорадка, и я всю ночь провела у его кровати, прикладывая ко лбу намоченную холодной водой тряпку, вытирая пот с его лица, держа его за руку.

— Серпетис, — повторяет он снова и снова, глядя на меня затуманенными жаром глазами.

— Я здесь, Серпетис, — говорю я, — я всегда здесь.

Пока он спит, я готовлю для него целебную мазь. Только травы и только крабий жир, чтобы смягчить рану. Наложить заклятие было бы проще и быстрее, но Серпетис он живет не в вековечном лесу, и я не могу использовать магию с людьми Шинироса, ведь она для них под запретом.

Мастер говорит, что магия всесильна, и я помню времена, когда магам доверяли жизни. Но с недавних пор все изменилось. Раньше Мастера ходили в города, выбирали себе учеников из числа лучших — тех, в ком магия тлела, как уголек, готовый превратиться в костер. Шесть Цветений назад наместник запретил им приближаться к городу. По приказу правителя он сжег на кострах тех, кто отказался отречься от магии, а остальных согнал под кроны вековечного леса. Теперь Мастера учат таких, как я — сирот, изгоев, уродов. Тех, кому кроме магии в жизни ничего больше и не дается. Что хорошего может получиться?

Кому-то магия дается легко, кто-то — как я — овладевает ею с большим трудом. Я могу приготовить яд из воды и вылечить зараженную кровь. Но ветра мне не подчиняются, а огонь и трава смеются над моими попытками повелевать. Я — слабый маг, самый слабый из учеников своего Мастера, о чем он мне беспрестанно напоминает. Но я могу и умею лечить раны. И Серпетису повезло, что на его пути попалась именно я.

Я намазываю рану, закрываю повязкой и слышу, как его дыхание из резкого и прерывистого становится мерным и тихим. Я кладу руку ему на лоб — он прохладный. Жар спал. Скоро раны Серпетиса заживут, и он сможет покинуть дом Мастера.

— Отец, — говорит он. — Они убили моего отца.

Синие глаза смотрят прямо на меня, и я поспешно убираю руку с его лба. Серпетис не бредит, он просто говорит.

— Кто твой отец? — спрашиваю я.

— Фиур Дабин. Нашу деревню ограбили разбойники. Отец остался защищать дом, а я должен был привести помощь. Отряд погнался за мной. Они настигли меня у границы леса. Как я сюда добрался?

— Ты проделал долгий путь в беспамятстве, чужак, — говорю я. — Владения твоего отца лежат в дне пути от нас.

— Мне нужно увидеть наместника, — говорит Серпетис. — Пока разбойники не начали грабить ваши деревни. Пока не убили невинных, не покалечили женщин, не увели с собой детей.

Я качаю головой.