Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
Блюдо опустилось на стол, царевич кивнул, и принялся наполнять тарелку.
Тушеные свиные ножки с кислой капустой, джерманское блюдо. Там такие готовят, чтобы аж лоснились от жира. Руди предпочитал более изысканную пищу, но раз уж пришли на Джерманскую улицу и в их кабак — будем кушать, что дают. Да и вкусно же.
— Какая красавица, — мечтательно произнес Михайла.
Руди покосился на него не без приязни.
Смышленый юноша как-то прижился в свите царевича. Выглядел он всегда чисто и опрятно, на язык был остер, неглуп, советы давал дельные, развлекаться умел и любил, пил, не пьянея — что еще надобно? Фёдор к нему относился с симпатией.
Михайла еще и сведения о его боярышне приносил.
Хотя что там тех сведений? Щепотка грустная.
Вроде как из поместья приехала прабабка боярышни, и теперь боярышня за ней ухаживает.
Няньку вЫходила, теперь, вот наново началось. А и понятно, прабабку там уже давно на кладбище заждались, а помирать-то, небось, не хочется. И что в том поместье?
Воды подать некому.
А тут и обиходят, и помогут...
Не то, чтобы Фёдору такое нравилось. Но — пусть.
Как боярышня за больной бабкой ухаживает, она и за мужем, небось, ухаживать будет. Привыкнет заботиться, вот и дальше так пойдет. А еще — домашняя она. Нет у нее ни милого друга, ни времени на переглядывания. Намедни скоморохи на двор приходили, так Устинья Фёдоровна к ним и не вышла даже. Занята была.
Аксинья, та вышла, посмеялась, и боярыня кривляк отблагодарила. А Устинья и не выглянула даже.
Михайле это было неприятно.
Он и затеял-то все со скоморохами, чтобы свою красавицу повидать, а ее нет, как и нет...
Ну и пусть. Пока у него другая задумка.
Фёдор осмотрел еще раз блюдо, поморщился.
Жирное мясо он уважал, но потом животом мучился по нескольку дней. А — неприятно. Сиди потом в нужнике, не вылезая. Был бы он пьян, такой пустяк его б и не остановил. Но царевич еще не напился, так что блюдо осталось без внимания.
Пока...
— Позволишь, царевич? Попробую угощение, да и к красавице подойду, поблагодарю? — Михайла выглядел невинным, как одуванчик.
Фёдор кивнул, и парень щедро сгрузил себе в миску свиных ножек.
И принялся уплетать их.
Минут десять.
Потом побледнел, позеленел... и как принялся блевать прямо под стол.
— Ты с ума сошел, что ли?! — рыкнул на Михайлу Фёдор.
Руди, будучи поумнее друга, сообразило быстрее.
— Михайла, ты...
— Не ешьте, — умирающим лебедем проклекотал Михайла, едва не сползая под стол. — Кажись, отравлено...
Онемели все.
Руди опомнился первым.
— А ну-ка...
Миска со свиными ножками была подхвачена, как есть, и вынесена во двор. Где и поставлена перед здоровущим псом. Тот, было, забрехал на людей, но оценив предложенное блюдо, решил, что надо угоститься. Мало ли, кто тут ходит, а вот такой вкуснотищи может и не перепасть больше.
И — не перепало.
Яд Михайла от души высыпал в общее блюдо. Сам-то съел немного, а собака угостилась оставшимся.
Только лапы и дернулись.
— Покушение на царевича! — раненым зверем взвыл Руди, понимая, что чудом избежал смерти. А когда б Фёдор кушать начал? Не этот парень...
Что тогда?!
Михайла довольно блевал под столом. Умирать он не собирался, он точно знал, сколько нужно съесть для нужного эффекта. Вот и скушал.
Ну, потошнит его дня три.
Пошатает чуток.
Ничего, потерпит ради такого случая.
— Хозяина сюда! — продолжал неистовствовать Руди. — Слово и Дело государево!!!
Клич сработал. Еще бы...
Тут и народ понабежал, и стража...
Джерманцы и опомниться не успели, как хозяина таверны схватили — и потащили в пыточный приказ. А куда его еще?
Там пусть и отвечает, какие-растакие капусты царевичу предлагал. Что сыпал, кто подучил...
Не знает ничего?
Да кто ж тебе, дурашка, поверит? На дыбе повисишь — признаешься и в том, чего не было...
Михайлу, кстати, судьба трактирщика и его подавальщиц вообще не волновала. По склону карабкаться — камни сыплются. Вот он и лезет вверх. А что камни — это чужие жизни... ну так что же? Не его ведь! Остальное неважно!
* * *
— Что?! — Борис им ушам своим не поверил.
— Джерманцы царевича отравить хотели.
— И как — успешно?
Царица Марина сейчас как раз находилась рядом с мужем. И интересовалась совершенно искренне. Боярин, который влетел в тронный зал, растерялся, а потом потряс головой, да и начал отвечать спокойнее.
— Нет, государыня. Не успел царевич яда отведать, один из его спутников раньше него угостился. Ему и поплохело.
— Понятно. Но хоть спутник умер?
— Нет, государыня. Но очень плох, боятся, не выживет.
Марина пожала плечами с самым философским видом. Борис тряхнул головой, и кивнул супруге.
— Оставь нас, радость моя.
Марина молча поднялась, поклонилась — и вышла. Поняла, что перегнула палку. Не любишь ты царевича? Да и не люби, но так-то уж показывать зачем?
Опять же, ежели она поторопится, то все прекрасно услышит из другой комнаты. И мужу о том известно.
Борис поглядел на боярина.
— Ты, Иванко Коротич, мне подробно рассказывай, не торопись. Где покушались-то?
— Так царевич на джерманскую улицу пошел. В кабак, угоститься.
Борис кивнул.
— Бывает.
— Там ему джерманское блюдо и подали. А мясо в нем жирное, царевич решил попозже скушать, хоть и намекали ему, что оно вкусное, пока горячее. Но подождать решил царевич. А вот один из его спутников, напротив, разрешения спросил, да и угостился. Десяти минут не прошло, как ему поплохело.
— Так...
— Собаку накормили тем угощением, та и сдохла.
— Так. — это прозвучало уже жестче и серьезнее.
— Тут Истерман, царевичев друг, и крикнул 'слово и дело'. Понятно, джерманцев схватили, заковали, в пыточный приказ доставили. А народ волнуется, государь. Как бы беды не было...
Борис побарабанил пальцами по столу.
— Боярин, прикажи стрельцов на улицы отправить. Пусть по городу ездят. Ежели где крикуны появятся, али кто будет против иноземцев кричать... ты понимаешь, всякие глупости, к погромам призывать, таких в кнуты брать и в Пыточный Приказ тащить. Да не медлить ни минуты. Не закончится такое ничем хорошим.
Иванко Коротич только кивнул.
— Все сделаю, царь-батюшка.
Хоть и был батюшка лет на двадцать моложе 'сыночка' в долгополой боярской шубе.
— Вот и делай, да поскорее. Нам еще беспорядков не хватало. Виновных накажем, а непричастных трогать ни к чему.
Иванко поклонился, да и заспешил из кабинета.
Борис задумался.
Могут
