Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
— Вот на Святки можно и смотрины назначить. Пока оповестим всех, пока пригласим боярышень, пока съедутся они в Ладогу... как раз и ко времени будет.
Любава кивнула.
С нужным ей человеком она собиралась переговорить раньше. Или Платошу попросить, он справится. На то и Раевский.
— Поговорю я с Фёдором.
— А там и посмотрим. Татей мы искать будем, а Фёдор пусть к свадьбе готовится.
Любава кивнула.
Не было бы счастья, да несчастье помогло, не иначе. И Маринка, чертовка такая, не против. Сидит, молчит, только глазищами своими черными так и стрижет по сторонам.
Гадина!
Точно, гадина!
Нельзя такой красивой быть. Тем паче, быть красивее Любавы.
* * *
Ужинали все вместе, как и положено то в семье.
Боярин Заболоцкий во главе стола, супруга рядом, сын, потом уж по старшинству.
Прабабушка могла бы и рядом с хозяином сесть, да не стала. Чего его лишний раз дразнить?
Ужинали спокойно, уже потом, когда ложки отложили, Алексей Иванович и поинтересоваться решил.
— Надолго ли к нам, Агафья Пантелеевна?
— Скоро уж уеду, — отмахнулась прабабка. — Снег ляжет, дороги замерзнут как следует, я и отправлюсь по своим делам. По весне вернусь.
На лице у боярина было написано: 'чтоб тебе там льдом покрыться, ведьма старая'. Но промолчал.
Оно, конечно, сейчас волхву в родне иметь неполезно. Не одобряют этого.
А с другой стороны... кто тебя лечить-то будет, когда сляжешь? В храм бежать, молиться там, лоб разбивать? Поможет тебе, как же!
Еще и лоб болеть будет.
Все в воле Божьей? Так-то да, но и самому лечиться надобно. Бог там поможет, где ты сам не совладаешь, а коли ты дурак от рождения, то Боженьку не ругай. Сам ты себя в могилу и сводишь.
— Хорошо, Агафья Пантелеевна. Ты знаешь, мы тебя всегда видеть рады.
— Знаю, Алешенька. Знаю. И поверь, благодарна я вам, за кров, за уход. Устя мне очень помогла.
— Устя?
— Я ее чуточку поучила, как за болящими ухаживать. Авось, в семейной жизни пригодится.
Боярин смотрел вопросительно, но волхва была сама невинность, и постепенно расслабился Алексей Иванович. Выдохнул, успокоился.
— Может, и полезно будет.
— А то как же. Вот, нянька ее болела, Устяше и работа была. Ухаживать, досматривать. Мало ли как в будущем сложится, чай, у Устиньи и свекровь будет, и дети болеть могут...
— Это верно.
Боярин кивнул.
Судя по тому, что сказала волхва... своим штучкам она Устю не учила. А помощь болезным и немощным, то всегда пригодится.
А почему только Устю?
— А Аксинья что? Не училась?
— Не ругай ее, Алешенька. Не способная она к этому делу. Ее б замуж отдать, там она на своем месте окажется.
— Не дело это, младшую прежде старшей выдавать.
Прабабка даже и не подумала спорить.
— Оно так. Но коли к Аксинье посватаются, ты не раздумывай. Заневестилась девка, пора ей.
— Устинье тогда тем более пора.
— Девки, как яблоки, вроде на одном дереве висят, да одно сорвешь — от кислоты не отплюешься, а второе сорвешь — ровно мед. Аксинья уже созрела, Устинье пока еще бы при отце-матери побыть. Но дело твое, хозяйское.
Мужчина кивнул.
Понял, что никто на его власть посягать не собирается, просто... созрела девка? Тогда точно замуж надо. Бабка дурного не скажет, она явно намекает, что Аксинья созрела и от мужиков дуреть будет. Еще позора наделает семье, тогда ее и вообще не спихнешь с рук, разве в монастыре примут. Да и позора не оберешься.
А Устинья более спокойная, она и подождать может.
Ну, когда так, будем женихов приглядывать. Обеим.
И хозяин дома с удовольствием придвинул к себе тельное из стерлядки.
* * *
Михайла на лавке лежал, когда в дверь вошел боярин Раенский.
— Как себя чувствуешь, парень?
Михайла хоть и попытался приподняться, да зря. В животе словно еж развернулся, парень охнул — и снова на лавку упал.
— Благодарствую. Всяко бывало... болит...
— Понимаю. Когда б не ты, племянник бы мой яда отведал. Благодарен я тебе, и царица Любава благодарна. Чего ты в награду хочешь?
Михайла ответ давно знал.
— Ничего не хочу. Дозвольте при Фёдоре Иоанновиче оставаться и впредь, хоть слугой, хоть кем. Добрый он, доверчивый, зла настоящего не видел...
Боярин остро взглянул на Михайлу.
— А ты, значит, видел?
— Потаскала судьба. Бывало.
— Мне сказали, ты из Ижорских?
— Там слишком родство дальнее. Я о нем и не вспоминал никогда, сам всего добьюсь.
— Коли не сгинешь, может, и впрямь далеко пойдешь. Ладно, поговорю я с сестрицей. Пусть тебя при Федьке оставят, глядишь, и впрямь полезен будешь. И денег тебе отсыплю. Приоденешься, купишь чего для зимы надобно.
— Не привык я задаром получать, — нахмурился Михайла. — Не надобно мне от вас денег!
— А зимой в чем ходить будешь?
— Найду... заработаю.
Боярин задумчиво разглядывал Михайлу.
Был Платон Митрофанович и умен, и хитер, но с такими, как Михайла, до сей поры.... Хотя нет! Сталкивался! Просто те постарше были, а этот почти мальчишка. Сложно себе и представить, что опасен он и коварен, как та змея. Вот и не распознал боярин опасности. Шевельнулась, было, мысль, но Платон ее и придавил. Сразу же.
Понятное дело, когда ты к реке попал, грех не напиться. И уходить от нее не захочется. Вот Михайла и хочет за царевича зацепиться.
Так тут выгода обоюдная.
И Михайле хорошо, и царевичу свои люди надобны. Пусть остается, найдем ему работенку. Стольник, постельничий... да мало ли мест рядом с царевичем? Пусть под рукой будет, вроде как парнишка неглупый. И смерть сегодня от друга отвел.
Пусть при Фёдоре останется.
— Хорошо. Лежи, а я к тебе еще раз лекаря пришлю. Не думай ни о чем, найдется тебе местечко при царевиче.
— Благодарствую, боярин. Не подведу.
— Вот и не поводи, — еще раз остро взглянул Раенский, и вышел вон.
Михайла отвернул лицо к стене — и впервые позволил себе расслабиться.
Поползла злобная ухмылка, сверкнули зеленым болотным льдом глаза.
Все получилось ровно, как он и загадывал. Когда б к нему вдовая царица пришла, было б еще лучше, ну так не по чину ей. То и понятно. Небось, при дитятке сейчас...
Перепугался, царевич?
То ли еще будет!
Конечно, боярином ты меня не сделаешь, вотчину не подаришь, но при тебе я останусь, и денег найду, а дальше и видно будет. Не сразу Ладога строилась.
Год-полтора у Михайлы еще есть, а там и свататься можно.
Справится он.
Подожди, Устя, моя будешь! Только подожди чуточку.
* * *
