Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
За дело. За хвастовство и глупые речи. Но все равно вспоминать неприятно.
— Да что ты говоришь, бесстыдник! — вспыхнула Любава.
Борис неприятно хмыкнул.
— Ты, Любава Никодимовна, не отвлекайся. Фёдора я никуда не отпущу. Ты женить его еще не надумала?
— Надумала бы, да он против, — махнула рукой царица. — Прямо хоть ты сама приглядывай.
— Ну и приглядывай. Я прикажу — женится. Пора ему остепениться, а не по иноземцам бегать.
Любава только поклонилась.
— Хорошо. Пригляжу я для него боярышень, да и на смотрины приглашу. Когда ты не против, государь.
— Не против. Отец мой в ту пору уже женат был, да и я... — Борис помрачнел. Для него брак с рунайской княжной тоже вторым был. В первом браке он счастлив был, да умерла супруга с ребенком, во время морового поветрия. А там и отец помер, вот Борис и потянул со второй свадьбой.
И сейчас у него свой расчет был.
Марину он любил, дня без нее прожить не мог, ночью к ней летел, как безумный. Но детей-то дождаться и не мог пока!
А наследник надобен.
Надеялся он на Фёдора, но у братца разума, что у курицы. Ничего брат от отца не взял, так хоть от матери бы! Дрянь же, Любава, но дрянь умная! А Федька балабол, пустозвон, ему бы погульбушки да развлекушки...
Поучиться он задумал.
Да им кто хочет, тот и вертит, он всю Россу иноземцам продаст. Пусть женится, да дома сидит. А когда дети у него родятся, Борис к ним нужных людей и приставит, пусть воспитывают. Авось, что толковое получится.
Так что супротив Фёдоровой свадьбы Борис не возражал. Пусть женится.
А что там мачеха себе надумывает...
А это и есть политика.
Ты думаешь одно, твой сосед второе, третий царь — третье, а принимаем то, до чего договориться удалось. И увы, оно не отвечает ничьим интересам.
Глава 7
Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.
Оказывается, я очень многое не знаю.
Не умею.
Прабабушка учит меня. Рука у нее скорая, и учит она не только лаской. Получаю я и затрещины, и подзатыльники. Но редко.
Учусь я очень старательно.
Я понимаю, это спокойствие ненадолго, скоро грянет буря.
Уже скоро вернутся из имения отец с братом, уже скоро что-то случится...
Тот же Истерман.
В прошлой жизни, той, которую я так хорошо помню, он никогда не снисходил до бесед со мной. К чему?
Я знаю, как он называл меня в беседах с Фёдором.
Мышь.
Серая, скучная, вечно льющая слезы мышь. Сидящая в углу и не решающаяся выглянуть на свет.
Мышь.
Просто мышь...
Сейчас он решил со мной встретиться. Не знаю, какие он выводы сделал, но хорошо помню, чем обошлась Фёдору эта 'дружба'. Новые монастыри по всей Россе. Монастыри левокрестных.
Новые налоги и поборы. Разорение старых монастырей, капищ, вырубка священных рощ. Нежная дружба с Джерманом.
Помощь ему в войне против Франконии — за что полегли наши люди? Мы ведь там ничего не потеряли. Наоборот, пока мы воевали там, латы откусили у нас остров Беличий, который потом переименуют в Борлунд. Не просто отобрали.
Вырезали всех россов, которые там жили. Всего несколько человек спасутся.
Руди это не тронет.
Он просто пожмет плечами, и скажет — невелик прибыток с рыбаков.
Ему — конечно. А мне? А Россе?
Идиотские реформы, которые вколачивались в народ, как гвозди в дубовую доску. Чужие ранги, чужая одежда, чужое... все чужое, все не для добра данное...
Чужая история, чужие люди, которые учат нас, как лучше жить.
Не это ли предлагал Истерман?
Именно это.
Я прожила недобрую жизнь, и теперь могу быть честна перед собой. Я знаю, что к меду, предложенному Истерманом, будет примешан яд. Но я не знаю, где и когда это произойдет. А коли так... проще — не соглашаться. Ни на что.
Ни за что.
Пусть он сразу числит меня своим врагом. Пусть.
Страшно ли это? Нет. Я знаю, кто он такой, я знаю, чего можно ждать от Истермана. До поры он будет мягко стелить. Это потом из-под бархатной перчатки покажется кулак с шипами. Потом...
Если я выйду замуж за Фёдора.
Если я его еще интересую. Хотя в последнем я могу не сомневаться.
Фёдора я видела на улице еще несколько раз. Он проезжал мимо подворья, поглядывая через ограду, а в храм и вообще повадился ходить, как будто ему там медом намазано.
В прошлой жизни так не было.
В прошлой жизни мы просто столкнулись, а через несколько месяцев, кажется, к Рождеству, объявили смотрины в царском дворце. И меня повезли туда.
Я и себя от волнения не помнила.
Конечно, понимала, что меня не выберут, я о таком и не думала. Любопытно было.
А потом ЕГО увидела.
И — все.
Больше я ничего не помню.
Больше мне никто и не был надобен.
А ОН даже меня и не заметил. Даже когда я царевной стала, ОН не меня и не смотрел толком. Не видел, не замечал. Это я умирала от любви, это я рыдала по ночам, это я шептала его имя...
А он был равнодушен. Только один раз мы и посмотрели в глаза друг другу. Но — не надо сейчас об этом думать. Я смогу исправить эту ситуацию.
А пока мне надобно учиться.
Скоро, если история не поменяла свое течение, если дороги не разошлись слишком сильно, уже скоро будут смотрины. И до них мне надобно освоить хоть часть бабушкиной науки, чтоб потом работать самой.
И я стараюсь.
Я уже умею правильно дышать и двигаться, вижу токи силы, умею собирать ее и перераспределять, умею делиться ей с другими... это самое сложное. Но у меня хорошо получается.
Бабушка ругается, но я вижу, что она довольна. А ругает она меня, чтобы я не зазналась, чтобы не бросила так же заниматься.
Матушка нам не мешает.
Нянюшку я на ноги поставила, бабушка помогла, и няня уже через пару дней по дому летать начала, как молоденькая. А матушка ее любит. Потому и на меня не ругается.
На хозяйство у меня времени нет, но тут Аксинья помогла. Стала няне помогать, так что маменька и тут не нарадуется.
Вроде бы все хорошо.
Но время тает, утекает, его уже почти нет... время!
Как же его всегда не хватает!
* * *
— Откушай, царевич. Специально для тебя делали, старались.
Девка, которая протянула блюдо, была
