Возгласы прошлых лет. Часть первая - Сергест Деснен
Отец медленно приподнялся, скрывая своё лицо, и направился к двери. Возможно, он не желал показывать ту грусть, которая печалила его до слёз.
Виель с трудом вымолвил слова, которые несколько раз проговорил про себя.
– Третий ребёнок, отец. Это был мальчик или девочка?
– Это был рождённый убийца твоей матери. – грубо ответил он.
Виель жаждал правды, вглядываясь в медленно плывущие облака. Он обернулся посмотреть на отца, который вяло покидал голубятню и снова обернулся, уже вглядываясь в ночное небо, устеленное звёздами и одинокой луной. День пролетел слишком быстро из-за мыслей, не покидавших голову Виеля.
Он то ходил по замку, всё обдумывая случившееся, то поговорил с Отером и посетил все башни да террасы. Между раздумьями приказал конюху привести в порядок лошадей, а оруженосцам подготовить его боевые доспехи и оружие. Рассмотрел все гобелены и картины прежних правителей Вилейнов, мысленно прощаясь с ними. Ещё раз вспомнил тот вечер у Лунной реки, те сгорающие и тлеющие невинные тела людей, которые позже стали пеплом. Те звуки ударов белых и ярких молний. Поникшее лицо Лысого уса, оставшегося без своего уютного и приносящего прибыль заведения. Сражающегося, без сомнений, без страха и без чьей-либо помощи – Глена Локрога. В тот вечер все что-то потеряли. Виель лишился самообладания, став посмешищем в глазах собственных людей. Кто-то лишился приближённых и подданных, как Брафи Таллард. Кто-то лишился жизни, а кто-то потерял все мысли о защите и спокойной жизни. Таким, определённо был его отец – строгий и угрюмый Эйвенд Вилейн. «Но лишился ли чего-то Глен Локрог?» – подумал Виель и снова восхитился отважностью загадочного сероглазого бородача. Может, он и стал таким только после того, как лишился чего-то. Напоследок он успел донять Брафи Талларда, разыскав его после обеда и изрядно пожаловавшись.
– Зачем я взял тогда конверт, если мог не брать? Или почему взял, но доставил? Из-за долга и чести? Ты же был там, Таллард. – Виель говорил так, будто пытался найти ответ.
– Вы сделали то, чего не смогли бы другие, господин. – Таллард то и делал, что закручивал свои густые усы. Складное тело выдавало в нём молодого и мужественного мужчину, но лицо выглядело уже малость постаревшим. Светло-зелёный плащ Талларда с белыми окантованными линями по краям резво развевался ветром.
Они стояли на возвышении за стенами замка, на устеленном травой и цветами холме. Здесь также росли несколько крепких дубов, на один из которых опирался Виель и вдумчиво вглядывался. Он продолжал строить из себя предрешённого. Быть подготовленным стало его негласным призывом к действиям. Теперь Виель хотел всегда готовиться перед тем, чтобы что-то сделать. Один только шаг стоит обдумать двадцать раз. Иначе, если уже шагнул, то времени думать нет. Так и было с конвертом.
– Передай конверт, малец…, прошу тебя. – Снова вымолвил свои последние слова умирающий гонец под кличкой «Коготь». Только теперь в голове Виеля.
– Уже нет смысла думать о том, что мы могли бы исправить в прошлом. Нужно думать о том, что происходит сейчас. Так, я говорю своему сыну, когда он, вспоминая, плачет из-за своей потерянной игрушки. – Таллард стоял гордо, всучив свои руки за кожаный ремешок, туго опоясывавший его тёмный кафтан.
– Ты прав, Таллард. Нет смысла оборачиваться. Выбор уже не изменишь. Вот если бы мне сказал что-то подобное отец…да только игрушек я никогда не терял, – ответил Виель.
– Столько игрушек, сколько было у вас, не было ни у кого, – утвердительно сказал Брафи, немного тряхнув своей головой. – Даже если вы что-то и потеряли, никто бы этого и не заметил.
– Нам нечего терять, когда мы имеем всё? – ухмыльнувшись, спросил Виель.
– Смотря чего вы не хотите потерять. – Брафи продолжил гордо стоять, а после отправился на обход.
Виель же снова вспомнил свой ужасающий сон. Там ему было одновременно страшно и горячо в прямом смысле. Его тело будто прожигалось изнутри от вонзающихся пламенных клинков бездушных созданий, порождённых огнём и пеплом. Пепла тогда было достаточно, чтобы его не заметить. И тысячи перьев: красных, голубых, зелёных, серых, белых и чёрных, медленно парящих над огненной землёй и сгорающих в полёте. Где-то позади послышались лязги кольчуг и звон стали, бьющейся о сталь, лошадиные визги и тяжёлые взмахи крыльев. Ослепляющий, белый луч на горизонте, разделивший небо на две части и Глен Локрог, который так же отливал сияющей пеленой. «Смотри, Виель…, смотри», – говорил он тогда. Но куда нужно было смотреть, Виель не знал. Может, на тот пепел, сыплющийся со сгорающих перьев? Вряд ли ответ нашёлся бы в его глупой голове. Да и это – всего лишь сон. Странный и насыщенный бредом из воспоминаний, внутренних переживаний и заумных мыслей.
Облако медленно проплыло и открыло вид на одну из ярких звёзд, на которую смотрел Виель из окна комнаты отца – обширной и пустой. Здесь не было ничего лишнего: красочные ковры, привезённые из-за морей, несколько тумб для свечей, кресла, картины, развешенные на каменных стенах. Большой камин и высокое, арочное окно с выходом на балкон. Виель как раз стоял здесь и глазел то на вечерний город, прекрасно видневшийся из Высокого камня, то на ночное небо и окутанные мраком горные хребты. Он не заметил, как пронеслось время, будто мгновение. Ещё утром Виель с Отером провожали странника Глена Локрога, а уже вечером они ждали отца в его комнате раздумий и одинокого покоя. Отер сидел в кресле и время от времени вставал и расхаживал по комнате, видимо, от некоторых волнений.
– Что он хочет нам сказать, Виель? – спросил Отер и подошёл к камину. Заведя руки за спину, он стоял стройно и величаво, но словно не хотел здесь находиться. Отца Отер как-то ненавязчиво презирал за его вечерние винные приёмы. Отец, бывало, достаточно напивался, чтобы побранить неважным словом и Отера, и Виеля. Вряд ли отец делал это специально. Всё-таки сыновей он любил. Виель же только и ждал прибытия отца, ловя уже сумеречный, холодный ветерок своим лицом. Он стоял в проёме, между распахнутыми дверцами окна, высотой в свой рост. Шёлковые, белоснежные шторы легко развевались под натиском ветра и томно спускались книзу,
