Тьма на кончиках пальцев - Дмитрий Швец

— Прежде всего, — она встала, и я застонал, ее поза, выражение ее глаз, даже излом ее губ, как две капли воды, походили на Анастасию Павловну. Подол платья упал на пол, накрыв носки ее туфель и разгладился сам, не оставив на себе не единой складки. И снова как у Анастасии Павловны. Никогда не думал, что буду скучать по нашей гувернантке, но ведь скучаю.

— Прежде всего, — Светлана Юрьевна свела руки в замок, — не вежливо говорить «ты» женщине, тем более, которая старше тебя. Во-вторых, ты находишься в моем доме и ты, — она давила на это «ты», — мой гость на сегодняшнюю ночь. Завтра воспитанник. В-третьих..., — что было в третьих она не договорила.

Перед моими глазами замелькали разноцветные круги, потемнело, горло сдавило, воздух стал колючим и горьким. Лоб покрылся холодным потом, спина затряслась. Я пытался вцепиться руками в стол, пытался удержаться на ногах, но не смог ни того, ни другого. Последнее, что я видел побледневшее, обеспокоенное лицо Светланы Юрьевны. Последнее, что я слышал, ее отчаянный вопль, зовущий доктора и помощь.

Резкий отвратительный запах заставил меня замотать головой, задергаться и попытаться отбросить руку, что совала мне под нос, что-то очень вонючее. Не вышло. Рука немного двинулась и вернулась обратно. Я попытался вскочить, но вторая рука крепко держащая меня за запястье не позволила.

— Успокойтесь, Светлана, — произнес одноглазый человек, не сводя с меня единственного взгляда. — Это нервы. Мальчишка распереживался, и я его понимаю. Арест родителей, сам побывал в тюрьме. Тот человек, что арестовал его отца, освободил его самого, оправил непонятно куда и зачем. Ну, а здесь мои ребятки его встретили, как родного, — он передразнил интонацию Жарова. — И тут вы о наследстве. Я бы тоже в обморок упал.

— Вы? — Светлана Юрьевна оторвалась от стола и посмотрела на него. — Петр Андреевич, вы? В обморок?

— Да, Светлана Юрьевна, да. Я и в обморок. Поверьте, в пятнадцать лет я был гораздо впечатлительней, чем сейчас, — он вздохнул и посмотрел на меня. — Пришли в себя, Глеб Сергеевич? Хорошо себя чувствуете? Можем продолжать разговор?

Я косо посмотрел на кусок вонючей тряпки зажатый меж его пальцами, затем перевел взгляд на него и кивнул.

— Тогда прежде, позвольте исправить мой недочет и представиться, — он встал. — Граф Петр Андреевич Крестовский! — каблуки его громко щелкнули.

— Петр Андреевич, — болезненно сморщилась Светлана, но он не обратил никакого внимания на ее возглас.

— Прошу прощения за вчерашний прием, Ваша Светлость, — говорил он мне, продолжая держать меня за руку, и щупая пульс. — И простите, что я сижу, но вы ведь лежите, а значит, этикет я нарушаю лишь незначительно. Еще раз простите, мне не было передано сообщение от Светланы Юрьевны. Я получил лишь письмо от Данилина.

— Данилина? — я никогда прежде не слышал такой фамилии.

— Данилина, — кивнул мужчина. — Вы встречались с ним в..., — он пожевал губы. — В городе, во время ареста ваших прошлых родителей. Это тот самый человек в серой шинели, который позже приезжал к вам в тюрьму и благодаря которому вы оказались здесь.

— Прошлых? — я лишь краешком сознания зацепил информацию по Данилину, а вот по родителям еще как. — Что происходит? Я ничего не понимаю.

— Назовем это так. Они были, есть и будут вашими родителями, но на время вам придется о них забыть. Вашими нынешними родителями станут герцоги Ольга и Александр Волошины. К сожалению, безвременно покинувшие этот мир. Вы, Глеб, сирота. Круглый сирота, если не считать одну странную особу, живущую сейчас за границей. Но сомнительно, что ее заинтересуют ваши долги. Да, Глеб, поздравляю вас, вы наследник огромного состояния долгов.

— Я ничего не понимаю! — мой голос сорвался на визг. — Ничего. Прошлые родители, новые... Какого черта здесь происходит. Что значит новые родители? Объясните! Пожалуйста!

— Я так понимаю, что Данилин вам естественно ничего не рассказал. Это в его духе. Светлана Юрьевна, я готов объяснить Глебу, что здесь происходит, но не хотите ли вы ответить мне, посвятил ли вас в свои далеко идущие планы наш общий друг Данилин?

— Да, Петр Андреевич. И, Петр Андреевич, нет. Я знаю ненамного больше, чем вы. И я готова взять на себя объяснения.

— Прошу, — Петр Андреевич, встал, уступив стул женщине.

— Глеб, что говорил вам Данилин?

— Что сделает мне новые документы. Что меня будут чем-то учить. Что он спрячет меня от тех, кто хочет навредить мне лично и всей моей семье в общем. И еще он говорил, что не даст и ломанного гроша за мою жизнь, если я с вами не поеду.

— Про жизнь не знаю, это вы с Данилиным решите, что сколько стоит, и как будет оплачиваться. Во всем остальном он сдержал свои слова. Учить вас буду я, и учеба ваша начнется завтра. Вашей физической подготовкой займется Петр Андреевич, — она оглянулась, Крестовский печально отвел взгляд, но поклонился. — Вы больше не граф Сонин. Вы теперь Герцог Волошин.

Перед моими глазами вновь закрутилась карусель разноцветных колец. Крестовский подскочил и сунул мне под нос пропитанную отвратительной жидкостью тряпку.

Я сел, прищурившись уставился на людей передо мной. Потенциальное герцогство казалось мне весьма увлекательной затеей. И, пусть я мало что понимал в происходящем, а точнее не понимал ничего, но поиграть в эту игру мне отчаянно захотелось. Тем более, что выбора у меня все равно не было.

Сбежать можно, меня не привязывают, за мной не следят. Наверняка заклинания защитные по периметру висят, но они снаружи защищают. Тридцать верст по снегу и бездорожью, только для того, чтобы сгинуть без еды и теплых вещей на холодных улицах города, или вновь попасть в руки Ласточкина.

Печальная перспектива, осложняющаяся несколькими вещами, например, теплыми, я могу украсть валенки, да и красть не придется, могу их просто взять, и тулуп забрать могу, вон у входа висит и шапку. однако валенки на босу ногу, а тулуп на нижнюю рубаху вряд ли спасут от лютых холодов в лесу. А вот и вторая вещь. Я вышел из дома и пошел... куда? В какую сторону? Где город? Да и в городе, если я туда доберусь,