Твое… величество! (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
* * *
Мария плыла в теплой воде.
Ей было хорошо и приятно. Потом вода куда-то исчезла, и под хвостом зашуршали горячие пески. Такие удобные, такие правильные… слева что-то зашуршало. Мария кинулась туда — и челюсти гюрзы сомкнулись на чем-то маленьком, в шерсти… кажется, это была мышь. Или крыса?
Сейчас Мария не удивлялась ничему, она просто втянула в себя подарок судьбы, и заскользила дальше. Ее телу не хватит одной крысы, надо бы две-три.
Потом она уляжется на солнышко, подставив ему брюхо, и будет переваривать добычу. А потом поползет дальше.
Песок, тепло, солнце и уют.
Что еще надо?
— Вспомнить себя, — прошелестел чей-то голос. — Ты не просто змея, ты человек. Ты — двуликая.
Двуликая…
Мария медленно, очень медленно подняла голову, посмотрела на солнце.
Оно стояло в зените. Оно протягивало к ней свои ласковые теплые руки. И так легко было отдаться этому ощущению… счастья? Да, в чем-то это действительно счастье.
Не думать, не переживать, ни о чем не волноваться, а просто жить. Жить, сколько тебе отмерено, греться на мягком песке, охотиться и убивать добычу, сплетать хвосты с подходящим самцом, порождая новых змеенышей, а когда придет ее срок, уползти за очередной добычей по радуге.
Хорошая жизнь.
И славная охота…
И, словно из дальнего далека, долетело до нее: это будет славная охота…
Эти слова сказал громадный питон… и сказал он их человеческому детенышу. Маугли…
Его звали Маугли. А она — Манька. Белкина. И это тоже не изменить, она рождена человечьим детенышем…
Мария в раздражении шлепнула хвостом по бархану.
Память возвращалась, медленно, но неотвратимо. Вспомнилась и ее первая жизнь, и вторая, и Иоанн, и Лизанда, и самое главное!
Анна!
Это что же получается? Она сейчас покроется чешуей, а ребенок останется совсем один⁈ Это дело не пойдет! Это ее дочь! Даже если Маша в этом теле не так давно… она и Марии должна, как минимум, заботу о ее дочери, и… она тоже успела полюбить Анну!
Никаких шипучек и ползучек! Перебьются все!
Пора домой, в родное тело!
Ответом Марии был тихий смех.
— Первая двуликая, за столько лет… что ж. Я дам тебе обещанный подарок. Ты никогда не потеряешь мое око, оно всегда будет при тебе. До самой смерти оно тебя не покинет…
— Вот спасибо-то, — проворчала Мария. — Всю жизнь мечтала.
— Ты хочешь попросить о чем-то еще?
Мария задумалась. Даже морду хвостом подперла.
А о чем ей, и правда, просить? Для этого надо хоть как-то разбираться в ситуации, а то такого понавыпрашиваешь… и вообще, с этими божественными подарками лучше поосторожнее, потом не расхлебаешь.
Не верите?
Мидаса вспоминаем и грустим, грустим и вспоминаем. *
*- жил в древней Греции, получил в подарок золотое касание, не знал потом, как избавиться. Прим. авт.
Ответом Марии был тот же смех.
— Ты забавная, смертная. Что ж. еще один подарок тебе я дам. А вот какой — не скажу. Но тебе понравится.
Мария подумала, не пора ли копать окоп. Нору, с учетом хвоста и чешуи.
— Не бойся. Я буду осторожен. И если ты себя вспомнила, можешь возвращаться, — прозвучал тот же шепот.
Можешь возвращаться.
А если бы не вспомнила? Не захотела вспоминать?
— Ты бы стала змеей. И на рассвете выскользнула бы из кровати, чтобы навеки уползти по своим змеиным делам, — прозвучал тихий ответ.
Или ей это просто показалось?
Да сон все это. Просто сон…
* * *
Мария медленно открыла глаза.
И тут же наткнулась взглядом на мать-настоятельницу, которая сидела рядом с кроватью. Дремала в кресле, чтобы не пропустить, вдруг ее величество проснется — или загнется?
Под боком сопело что-то теплое.
Анна…
Мария осторожно пошевелилась. Боги там, змеи тут, а простите, природа требует. Женщина чувствовала, что если она не встанет, то просто разольется рекой. Но совсем тихо не получилось.
Анна-то не проснулась, а вот мать-настоятельница глаза открыла.
— Ваше величество!
Мария приложила палец к губам, и скосила взгляд на девочку. Мол, не разбуди! А потом принялась выползать из кровати.
Тело болело.
Ощущение было такое, что ее палками избили… и кажется, не зря. Синяки были такие, что кожи под ними видно не было. Синяки, ссадины, кровоподтёки…
— Уборная, — обозначила Мария одними губами.
Настоятельница поняла, подхватила Марию под руку, и потянула наружу. Туда, где в небольшом закутке притаилась ночная ваза. И вышла, мол, снаружи подожду.
Мария проводила ее почти влюбленным взглядом. И чего она решила, что они с настоятельницей не подружатся? Да замечательная ж баба! Понимающая!
Через пять минут мир казался женщине уже куда как более радужным. И к матушке Евгении она вернулась уже спокойнее.
— Надо поговорить.
— Прошу вас, ваше величество.
Кабинет у матери-настоятельницы был вполне себе удобным. Не слишком большим, но места хватало и для документов, и для пары удобных кресел, и для маленького столика, на который монахиня средних лет поставила поднос с исходящими паром мисками.
— Бульон и пирожки. Вам сейчас нужно, ваше величество.
Мария кивнула.
Нужно, она и не спорила. Мышцы болели, вообще она себя так чувствовала, словно на ней неделю пахали без продыху. И кушать хотелось. ЖРАТЬ!!!
Еще немного, и она задумалась бы о людоедстве.
Бульон в монастыре был без добавок, которые тут были приняты и любимы. В него ни сливки не добавляли, ни кучу пряностей, ни пиво, и Мария выпила его с удовольствием. И даже пирожок с мясом съела.
А потом заговорила.
— Вчера эрра Лизанда выманила меня из дома…
Мать-настоятельница внимательно слушала. Потом кивнула.
— Вам очень повезло, ваше величество.
Мария вспомнила и ублиет, и сияние красного камня, и согласно кивнула.
— Безусловно.
— Ваше величество, вчера старый храм провалился под землю.
— Б… — коротко высказалась Мария. Не матершинница она, вовсе даже нет! Но что бы вы сказали на такие новости? Вот и у нее других слов не было. — Это я, когда выбиралась, что-то повредила?
Мать-настоятельница позволила себе тонкую усмешку.
— Ваше величество, при всем уважении, не думаю, что вы сможете разрушить храм.
— А часовню? — машинально пробормотала Мария.
Про «Кавказскую пленницу» монахиня точно не знала, а потому опять покачала головой.
— И часовню тоже, ваше величество.
А что? Не спорить же с королевой? Ей и так досталось, спасибо еще, не воет — не кусается!
Мария подумала, что камень…
А вот правда, если он — магический? Мог он как-то поддерживать этот храм? Магия, к примеру? Или никакой магии, просто она там вчера доковырялась?
Может ли дом