Сказание о пустыне (СИ) - Дайре Грей
Та ответила все также невозмутимо:
— Потому что у меня ее нет. А значит, это пустынная лихорадка.
Никогда еще в своей жизни Абдула не испытывал такой всепоглощающей ненависти и ярости, как в этот миг, глядя в равнодушные глаза цвета барханов. Он убил бы ее. Убил бы непременно. Но мысль о том, что и смерть эта проклятая баба примет с таким же равнодушным выражением лица, остановила. Нет уж, он привезет ее господину. И там она еще наплачется, и будет умолять, чтобы ее убили…
…— Господин, у ворот человек, он просит разрешения встретиться с тобой.
Карим отвлекся от чтения посланий шейхов и поднял взгляд на Сулеймана:
— Он был столь убедителен, что ты решил доложить мне?
Стража обычно отгоняла всех, желающих личной встречи с правителем, разве что у визитера не имелось с собой послания или иных регалий, которые могли бы подтвердить его право находиться во дворце.
Заметно смущенный начальник стражи подошел ближе:
— Он просил передать тебе это…
Перед аттабеем появился массивный перстень с крупным сапфиром. На внутренней стороне обода проступала немного стершаяся от времени надпись: «Пока Небо и Пески не сойдутся вновь». Конец старой сказки о сотворении мира, которую знает каждый ребенок в пустыне. И часть клятвы, которую дает каждый шейх, принимая золотой эгаль. Сапфир являлся родовым камнем для аль-Ахраб, а такими подарками не разбрасываются.
— Пригласи его ко мне. Я желаю говорить с гостем.
Сулейман отрывисто кивнул и вышел, правильно поняв намек. Гость — это определенный статус. Кто бы не явился во дворец, ему не навредят и обращаться будут уважительно. По крайней мере, до тех пор, пока аттабей не прикажет обратного…
В ожидании аль-Назир прошелся по комнате, стараясь унять уже привычную тревогу и отвлечься от дел. В городе жизнь постепенно налаживалась: заметно пополневшая в последние годы казна выплачивала ссуды на восстановление хозяйства пострадавших торговцев, приданное вдовам, жалование мужчинам, приставленным ремонтировать дома и стены. Народ успокаивался, до полного восстановления еще было далеко, но уже наметилась определенная стабильность. А вот то, что происходило за пределами города…
Он ждал известий от кочевников. Неизвестно, куда отправился народ пустыни, найти их стоянку будет непросто. Справится ли Саид? И как скоро сможет подать весточку? Не случится ли буря на его пути? И не отвернется ли пустыня от своего сына?
Как не убеждал себя Пустынный Лев, что дети его и жена находятся в надежных руках, сердце все одно сжималось и обливалось кровью. Да и разве может быть иначе, когда речь идет о самом дорогом?..
…Когда запыленный и усыпанный песком гость вошел в покои, аттабей едва сдержал удивленный возглас.
— Да хранят Небеса твой дом, друг кади, — верный спутник Звездочета улыбнулся и низко поклонился ему, переступив порог.
— Да будет Пустыня благосклонна к тебе, сын песков, — ответил аль-Назир и понял, что улыбается впервые со дня бунта. — Разделишь ли ты со мной трапезу?
— Почту за честь, мудрый аттабей.
Понимающий Сулейман поспешил оставить их и отдать нужные указания слугам. Уже через четверть часа перед гостем выстроились горячие угощения, и началась неспешная трапеза и беседа:
— Как поживает почтенный Мухаммад? Так же ли звезды благосклонны к нему?
— Почтенный аль-Таарам жив и здоров. Он решил ненадолго покинуть пустыню и посетить другие земли, чтобы поделиться мудростью и приобщиться к чужим знаниям. Моя помощь в путешествии ему не нужна.
— Позволено ли мне будет узнать, куда лежит твой путь теперь?
— Как и прежде, туда, куда указывает мне мой учитель… Перед нашей разлукой он сказал, что в пустыню пришла буря. Тяжелое время, время испытаний, и моя помощь может пригодиться тебе, мудрый аттабей. Он дал мне перстень, что я передал страже, и велел отправляться в Аль-Хрус. И вот я здесь, чтобы служить…
Слова гостя еще больше удивили Пустынного Льва, но и обрадовали: теперь у него появится собственный гонец к кочевникам.
— Давно ли ты навещал отца и не желаешь ли встретиться с ним вновь?
— Я видел моего младшего брата пару дней назад в пустыне. Он передаст отцу мои наилучшие пожелания и расскажет, что я жив и здоров. В остальном же, мне кажется, нам лучше не встречаться. Боюсь, отец мой не простил мне сделанного когда-то выбора и ухода.
Нахмурился Карим:
— Куда же направлялся твой брат, если покинул становище?
— Навстречу нашему общему другу. Ты тоже знаешь его, мудрый аттабей, он поклялся защищать твоих детей и сдержал слово. У народа пустыни они будут в безопасности.
Сердце сжалось, а затем застучало быстрее, слух неприятно кольнула фраза: «твоих детей».
— Возможно, ты хотел сказать: мою жену и детей?
Улыбка гостя стала грустной, а лицо его заметно омрачилось, будто на солнце набежала туча.
— Боюсь, у меня для тебя нерадостные вести, мудрый аттабей. Мой друг сделал все, что было в его силах, но не смог спасти твою жену. Ее забрали люди твоего старого друга аль-Хатума, и сейчас она уже приближается к Аль-Алину.
Вскочил Пустынный Лев, исказилось лицо его от ужаса и понимания, рука привычно легла на пояс в поисках сабли, но не нашла ее — не пристало правителю носить оружие в собственном дворце. Пальцы сжались в кулаки в бессилии и ярости. Молча смотрел на него гость и не спешил говорить, понимая, что не будет услышан.
Отступил аттабей, отвернулся к окну, что выходило в сад. Гнев душил его, страх велел седлать коня и мчаться прочь в пустыню. Отчаяние сыпало упреками и пеняло, что не послушал он себя раньше. Не поверил снам. А теперь… Поздно, уже слишком поздно догонять. Придется договариваться с шейхом Аль-Алина, и, хорошо, что у него есть, что тому предложить…
Только спустя четверть часа правитель Аль-Хруса заговорил:
— Я благодарен тебе за вести, почтенный Баязет. Думаю, ты понимаешь, что мне понадобится твоя помощь, чтобы попасть в Аль-Алин.
— Я к твоим услугам, мудрый аттабей…
…Песок… Здесь, на краю пустыни, он был иным. Светлее, мягче. Здесь и воздух не так обжигал жаром, а из сада и вовсе тянуло приятной прохладой, ароматами цветов, свежестью журчащих фонтанов. В Аль-Хрусе такое изобилие могло быть лишь во дворце шейха, а в Аль-Алине каждый обеспеченный господин имел бассейн или фонтан, не говоря уже о колодце. Здесь и на улицах росли высокие пальмы, дарующие скудную тень. Возможно раньше, до разграбленного дома и бесконечной дороги по пустыне, меня восхитили бы столь разительные отличия, но теперь…
…Время… Оно тоже изменилось. Перестало ощущаться. Я не
