Марианна Алферова - Небесная тропа

Танчо уселась на один из стульев, ноги положила на другой. Не спеша пригубила шампанское.

— Фу, гадость! Подделка! — воскликнула и оттолкнула стакан.

Пенистая, пахнущая мылом жидкость расплескалась по столу. Следом полетела и бутылка. Упав со стола, она не разбилась, а покатилась по полу, выплескивая комья сомнительно пахнущей белой пены. Судя по всему, господин Милослав не слишком разборчив, если пьет подобную гадость.

Мысль о Милославе заставила ее сморщиться как от физической боли. Вот уж не ожидала от себя, что может учинить что-нибудь такое изуверское. Обычная девчонка никогда бы так не поступила. Но в том-то и дело, что Танчо никогда не считала себя обычной. С того самого дня, как только начала помнить дни своей жизни. Возможно, кто-то внушил ей эту мысль об исключительности, и она подозревала, что этот «кто-то» отнюдь не ее родители. Девчонки в школе Танчо ненавидели и боялись. Были, правда, две-три души преданных ей безгранично. Но Танчо было скучно и с теми, и с другими. В институте ситуация мало изменилась. Девчонки читали любовные романы, парни — детективы, она же покупала в старой книге толстенные тома «Шахнаме».

— Неужели это можно читать? — спрашивали все наперебой.

Первоочередная задача ее сокурсниц — подловить богатенького, чтобы потом всю жизнь ездить в «мерсе» — ее не вдохновляла.

— Неужели не хочется замуж? — спрашивала Людочка, успевшая обзавестись штампом в паспорте.

— Мне хочется построить архитектурный комплекс, используя традиции модерна.

— А чего, за такой проект можно хорошие бабки срубить, — поддакивал Артем, передиравший все подряд Танины курсовики и в процессе «стекления» проникшийся идеалами соавтора. — Теперь в моде башенки там разные и прочая эклектика.

— Артемушка опять в компаньоны напрашивается, — хихикала Людочка.

— Ерунда! — уронил веское слово Алексей. — Девчонки устраиваются в жизни, работая передком, а не головой.

— Меня такая форма карьеры не интересует, — отрезала Танчо.

— Ты у нас, Танечка, фригидная женщина, — нагло глядя ей в глаза, сказал Алексей.

Рассчитывал, что Танчо смутится. Но она тут же парировала:

— Да, твои пошлые шутки меня не возбуждают.

Уже потом, немного поостыв после словесной перепалки, она поняла, что Алешка не просто грубо шутил, он сообщал ей мнение сокурсников о странности ее поведения.

Почему она все время вспоминает этот пошлый треп? Неужели надо оправдываться, если ты не похож на других? Или она обязана кинуться на шею Алексею лишь потому, что девчонке в ее годы положено иметь парня?

Оправдываться… Так она в самом деле оправдывается, а не самоутверждается? Танчо стало казаться, что она раздваивается. И раздвоение это ощущалось почти физически. Танчо-первая продолжала плевать на все на свете, Танчо-вторая металась, не зная, что ей делать. События, несущиеся лавиной, ее обескуражили. Прежняя уверенность истаивала. К своему изумлению, Танчо обнаружила, что ничего несокрушимого в ней нет, напротив, в душе ее присутствует мягкая, податливая сердцевина, некое аморфное и в общем-то противное (надо признать это, стиснув зубы) желе. Подобное открытие не приводило Танчо в восторг.

Если бы она была верующей, то стала бы молиться. Но когда все вокруг обращались к Христу не по велению сердца, но лишь из желания следовать моде, она не могла идти в храм, построенный руками атеистов.

А что если бросить к чертям собачьим эту странную находку? Пусть ЭРик весь этот shit расхлебывает. И правда, зачем Танчо сдался талисман? Якобы подтверждает ее исключительность? Нет, нет, она хотела совсем не этого. А чего? Танчо не оставляло чувство, будто она явилась на экзамен, даже не заглянув в конспект, вытащила билет и теперь тупо смотрит на бумажку, не понимая, что там написано.

— К черту все! — выкрикнула Танчо и только теперь заметила, что дверь в столовую открыта, и на пороге стоит девица с бесцветным лицом, на котором выделяются лишь ярко накрашенные губы.

— Ты кто? — спросила Танчо тоном хозяйки.

— Я?.. Я — Светка.

— Слушай, Светка, ты в этих коридорах лучше ориентируешься. Сходи-ка, поищи что-нибудь выпить. Вина или водки. Только не шампанское. Шампанское я уже вылила.

Светка несколько раз удивленно моргнула, но приказу подчинилась.

Тем временем солнце принялось нахально заглядывать в окна. Сразу же сделалось жарко и душно.

Вернулась Светка с двумя бутылками «Изабеллы».

— А где Милослав? — спросила она шепотом.

— Немного переусердствовал, служа господину Фарну. Потому и пострадал, бедняжка, — улыбнулась Танчо. — А ты что здесь делаешь в такую рань?

— В том-то и дело, что я… понимаешь… — засуетилась Светка. Короче, за бабками пришла. Милослав обещал расплатиться утром. — Светка помолчала. — Если б я отказалась, ему бы все равно хана. Так ведь? спросила она и заискивающе поглядела Танчо в глаза.

— Ну разумеется! Мы всегда во всем участвуем помимо воли! — кивнула Танчо. — Самое хреновое — это думать, что добровольно влез в дерьмо, которое вокруг булькает.

Светка недоверчиво оглядела Танчо.

— Не похоже, чтобы ты в дерьме валялась, — прошипела она зло.

— Ошибаешься, дорогуша! — хмыкнула Танчо. — Как только народ видит каблучки моих новеньких итальянских туфелек, так норовит тут же наложить на дорожку передо мной кучку побольше.

Топот в коридоре возвестил наконец о прибытии Милославовых подручных.

— Хозяин, почему дверь не заперта? — гремел, приближаясь, голос Кошелева.

С шумом троица ввалилась в комнату, все в ржаво-рыжих жилетках ремонтников, с желтыми повязками на головах. Лица красные, разгоряченные, будто булки из печи. У Главняка Кошелева губа разбита, у маленького суетливого Комара синяк под глазом. Третий хромал. Главняк нес, немного отставив руку, грязный холщовый мешок с надписью «сахар». Из мешка на пол что-то капало. Оглядевшись, Главянк положил мешок в угол и прикрыл сверху ковром.

— Господин Фарн вами интересовался, — сообщила Танчо, с любопытством разглядывая вошедших.

— Порядок, — буркнул Кошелек. — пусть приходит…

— Он не доволен задержкой, — продолжала выговаривать Танчо тоном заправской стервы.

— Да тут один козел… — пискнул было Комар.

— Заткни пасть! — рявкнул Кошелек. — Нам это по барабану.

— Короче, мы свое дело сделали. Теперь баксы гони, — опять пискнул Комар.

Третий подручный уселся за стол, разломил круг одесской колбасы и принялся жевать, яростно работая челюстями — будто три дня ничего не ел. Танчо заметила на его руках и одежде засохшую кровь.