Эхо старых книг - Барбара Дэвис
Мысль о том, что ты, возможно, уже направляешься обратно в Англию, гложет меня, пока я наблюдаю, как одно такси за другим высаживает пассажиров у подъезда. И вот наконец ты здесь.
Даю три коротких гудка. Ты машинально оборачиваешься, и сначала твое лицо остается пустым, а затем ты переходишь дорогу широким решительным шагом. Молча открываешь пассажирскую дверцу, садишься и только потом говоришь:
– Что ты здесь делаешь, Белль?
– Я звонила… Мне сказали, ты съехал… Я должна была тебя увидеть.
– Я думал, мы договорились…
– Меня не волнует, о чем мы договорились. Он сказал, ты съехал сегодня утром.
– Кто?
– Мужчина, который взял трубку. Что произошло?
Ты снимаешь шляпу, проводишь рукой по волосам. Впервые я замечаю, каким усталым ты выглядишь, словно всю ночь не спал и утром не принял душ.
Ты окидываешь меня взглядом прищуренных глаз:
– И давно ты ждешь? У тебя посинели губы.
Отвожу взгляд, горло сжимается.
– Не знаю. Пару часов. Нам нужно поговорить о вчерашнем вечере, Хеми. Пожалуйста.
– Нельзя нам тут сидеть месте. Заводи машину.
– Куда поедем?
– Ко мне.
Сожалеющая Белль
(стр. 55–65)
5 ноября 1941 г. Нью-Йорк
Ты молчишь всю дорогу, маневрируя на «Крайслере» своего отца в плотном потоке машин, поворачиваешь по моим подсказкам и наконец паркуешься там, где я тебе говорю.
Бросаю монеты в паркометр и веду тебя к шестиэтажному кирпичному дому с лифтом, втиснутому между более высокими соседями на Тридцать седьмой улице. Глянув украдкой по сторонам, ты входишь следом за мной. Мы идем мимо ряда металлических почтовых ящиков и хаотично расставленных стульев и столов, а затем поднимаемся по узкой лестнице. Ты держишь руку над перилами, словно боишься испачкать перчатки. Интересно, о чем ты думаешь?
Я останавливаюсь перед квартирой 2-Б, достаю из кармана ключ. Толкаю скрипучую дверь и отступаю в сторону. Ты с опаской заходишь в полутемное помещение. Наступает неприятный момент, когда я включаю лампу в гостиной и ты видишь, насколько бедная тут обстановка. По моим меркам – неплохая, хотя, конечно, далеко до кабинета твоего отца с его стенными панелями из красного дерева и роскошными кожаными креслами.
В гостиной стоит кушетка, обитая какой-то простой и практичной тканью, старое кресло и пара низких столиков. У дальней стены кухня, компактная, как корабельный камбуз, с красно-белыми шторами и раскладным столом. Дальше, из короткого коридора, видна спальня с бюро, письменным столом и двуспальной кроватью, накрытой выцветшим покрывалом. Мои чемоданы стоят в дверном проеме вместе с пишущей машинкой в футляре и стопкой потрепанных книг.
Ты обводишь все это взглядом и поворачиваешься ко мне.
– Это и есть… твоя квартира?
– Да, с девяти тридцати утра. У нас с Голди возникли… небольшие разногласия, поэтому я решил, что пришло время подыскать себе другое жилье. Не дворец, конечно, но я могу здесь спать и писать, а больше мне ничего и не нужно.
В твоих глазах блестит влага. Ты часто моргаешь, пытаясь остановить слезы, но уже слишком поздно. Я вздрагиваю от неожиданности, когда ты порывисто обнимаешь меня и плачешь.
– Я думала, ты уезжаешь домой… – хрипло шепчешь ты, затем запрокидываешь голову, чтобы заглянуть мне в лицо. – Когда я услышала, что ты сегодня утром съехал от Голди, подумала, что ты возвращаешься в Англию.
– Почему ты так решила?
– Вчера вечером, когда ты ушел… – Ты отводишь взгляд и смотришь в пол. – Так почему ты больше не живешь у Голди?
Отпускаю тебя и отхожу. Нужно увеличить дистанцию между нами, и я жалею, что не начал курить. Сигарета помогла бы отвлечься, занять чем-нибудь руки, а за ее неимением я засовываю руки в карманы.
– Мы повздорили, – признаюсь я неохотно.
– Из-за меня?
– Помимо всего прочего.
– Она знает о нас.
В твоем тоне чувствуется обвинение. И, полагаю, заслуженное.
– Да.
Твое лицо каменеет, слезы забыты.
– Как ты мог все рассказать? Тем более ей? Она такого наговорила мне по телефону…
– Прости. Вчера вечером, когда я вернулся домой, началась ссора. А сегодня утром продолжилась. Она хотела, как лучше…
– Не оправдывай ее!
– Она считает, что с тобой я пересек черту, – отвечаю я. Это одновременно и честно, и не вполне правдиво. – Что потерял чувство меры.
– Чью черту? Ее?
– Нет, мою. Но она права. И вчера за ужином я тоже это понял.
– Что это значит?
Набираю в легкие побольше воздуха, словно готовлюсь прижечь спиртом рану, затем говорю:
– Это значит, что пора все прекратить, Белль. Чем бы это ни было, все должно закончиться. Прямо сейчас.
Ты прищуриваешь глаза.
– Из-за нее?
– Из-за нас. Из-за того, что между нами. Подумай, что будет, если станет известно о нашей…
– Интрижке? – говоришь ты голосом, который я едва узнаю.
– Не важно, как это назвать. Как думаешь, что произойдет, если про нас узнают? Ты дочь одного из самых богатых людей страны, помолвлена с одним из самых заметных молодых людей Нью-Йорка. А я…
Ты вскидываешь подбородок.
– А ты?
– Просто дурак, – отвечаю я. – Встречаюсь с женщиной, которая собирается выйти замуж за другого. За парня, единственным достоинством которого, помимо ширины плеч и призов по конному поло, является грядущее наследство от его отца. И можешь сколько хочешь вот так пристально смотреть на меня, как будто я тебя бросаю, но разве ты не понимаешь всей ситуации?
– Я не выбирала Тедди себе в женихи. Мне он никогда не был нужен.
– Но ты ведь ему не отказала? Ты надела его кольцо на палец и улыбалась, когда провозглашали тосты за счастливую пару. Я же был там, помнишь?
– Не надо… – Твой голос дрожит, а взгляд скользит к бриллианту, все еще сверкающему на безымянном пальце. – Пожалуйста, не говори о том вечере.
Я задел тебя и рад этому. Приятно наконец-то открыто высказаться о твоем женихе, как о человеке из плоти и крови, и не делать вид, что между нами не висит его тень.
– Почему же не говорить? Тот вечер назвали лучшим балом сезона. «Шикарный и незабываемый» – так, кажется, написали в «Таймс».
– Хотела бы я его забыть. Каждую минуту этого бала. – Ты резко умолкаешь, качнув головой. – Нет, не каждую. Где-то в самом его разгаре появился ты, во взятом напрокат костюме, с ухмылкой на лице и видящий меня насквозь.
– Не совсем насквозь, – поправляю я. – Иначе вряд ли ты стояла бы здесь сейчас. Я знал бы, что последует, и мы избежали бы многих неприятностей.
– Неприятностей? – Ты смотришь на меня, пораженная. – Из всех слов в твоем писательском репертуаре сейчас ты выбираешь именно это?
Беспомощно опускаю руки и качаю головой. Мне казалось,
