Возгласы прошлых лет. Часть первая - Сергест Деснен
– Нагорье Наргакара. Нам осталось немного, – промолвил он кобыле, смотря на возвышавшиеся горы над равнинной местностью. – Сутулый лес ссутулился не сам… Не сам, Эйвенд.
Резвая фыркнула, похлопав ушами, и опустила морду в ручей.
Глен же спустил капюшон, приударил шпорами и оторвал кобылу от ненасытного питья. Резвая вздыбилась, негодуя, и ринулась к мосту через реку, а после и к Сутулому лесу, что скручивался у подножия невысоких гор.
Промчавшись мимо рощ, кобыла привела Глена к опушке леса. Сквозь густые кроны деревьев с трудом пробивались солнечные лучи. Лёгкий порыв ветра понёс запах сырости, плесени и гнили.
Деревья здесь видели смерть. Старые и больные тянулись к друг другу в незримой надежде. Их стволы были покрыты чёрными наростами, а листья – чёрными и белыми пятнами. Ветви деревьев были изогнуты и уродливы, словно страдали и кричали от боли. Корни их явно подпитывала мёртвая земля, лишённая малейшей жизни.
В глубине леса проглядывался мрак из-за крепко переплетённых между собой ветвей. Деревья здесь тянулись друг к другу, создавая непроходимые заросли. Только дурной человек мог сюда отправиться и отравиться болью этого леса.
Резвая неспокойно попятилась, хотя вряд ли страшилась.
– Тише, тише. Нам туда не надобно. Заночуем у опушки, рядом с дорогой.
Глен спешился, накинул поводья на луку седла, подошёл ближе и стал всматриваться, прислушиваться. По странной причине лес совсем не издавал звуков и только молчал. Тишина была жуткой, хотя позади всё ещё трелили птичьи клинья и живность запевала в низкой траве. К этой немногословности прибавлялось некое ощущение, что кто-то следит в глубоком древесном сумраке.
– Стволы словно обнимаются в отчаянии, как пары возлюбленных перед смертью. Этот лес вымер, но точно недавно.
Глен натянул ветвь, чтобы взяться за один чёрный лист, но вся листва неожиданно рассыпалась на мелкие частички. Он изумился и кисло скривил рот.
– Как пепел. Без чар здесь не обошлось.
Глен окинул взглядом землю, покрытую толстым слоем мха и прелых листьев, сочившуюся чёрной слизью под его сапогами.
– Грязь от дождя смешалась с гнилью. Чертовщина. Почему лес вдруг стал гнить?
Отрывая вместе с прилипшей землёй и мхом сапог, Глен обнаружил, что его след отчётливо отпечатался. К его изумлению неожиданно прибавилось беспокойство. Здесь были ещё следы. Он припал на колено и стал рассматривать.
– Мелкие следы от босых ног, – волосы вздыбились на его затылке. – Детские.
Он пошёл по следу.
– Малец ступал в одиночку. Шаг неровный. Кружился на месте. Осматривался.
Следы повернули левее, а после возвратились обратно.
– Остановился и пошёл в обратном направлении. Испугался? Вероятно, – ответил он на свой вопрос. – Думал уйти, но развернулся и пошёл к лесу. Заходил в него.
Глен обогнул пару кривых стволов, пригнулся и продолжал идти.
– Снова остановился? Сделал большой шаг…
На мгновение внутренний покой Глена сменился неровным выдохом. Обескураженный от замеченного замер на месте.
– Мальца обступили?
Он избирательно разглядывал ещё десятки следов, шедших из разных сторон леса, скрытых под такими же уродливыми кустами.
– Жуть немыслимая.
Он провёл взглядом от всех кустов, изучая стороны подступа, и видел уже не десятки следов.
– Сотни детских следов… – он сказал это с тревогой внутри, а Резвая неспокойно зафырчала позади.
– Они толпой подходили к мальцу, и следы, смешавшись, превратились в кашу. Их было много, но…
Он шёпотом говорил себе под нос. Скулы напряглись, зубы проскрипели.
– Они ушли глубже.
Глен смотрел вглубь и понимал, что безоружным туда идти не стоит.
– Ты остаёшься здесь, кобылка.
Глен спешно вернулся к Резвой, поднял попону и ухватился за эфес меча, как тут же услышал донёсшийся позади голосок и шорох листвы.
– Гленель!
Его глаза широко раскрылись, а страх немыслимым порывом разжёгся внутри. Дрожь пробежала по спине, спустилась к ногам и рукам, и меч со свистом выскочил из ножен. Не оборачиваясь, Глен хитро ухмыльнулся и промолвил:
– Так скоро попался? Ну, покажи же, на что способен.
Голос был очень похож на тот, что глубоко скрывался в его подсознании. Женский голос зазвучал горестно и глухо, эхом отразился и вернулся снова, словно зазывая его.
– Гленель! Обернись ко мне.
Замешательство не давало Глену повернуться, но, что-то в его голове стало меняться. Мысли путались, сознание туманилось. Он смотрел на чёрную попону и крепко сжимал рукоять меча. Его голова стала двигаться не по его воле. Кто-то хотел, чтобы Глен обернулся.
Во взгляде расплывалась тёмная грива Резвой, изуродованные деревья, а дальше лес рябел, слоился и исчезал еле заметным дымком. Полностью обернувшись, увидел её: постаревшую, измученную, лишённую женственности.
– Гленель, пора возвращаться домой, – сказала она устало. – Зачем тебе эти цветы? Брось их и пойдём.
– Мама? Почему ты встала и вышла из дома? Ты же болеешь.
– Ты слышал, что я сказала? Идём домой, мой мальчик. На дворе уже смеркается.
Глен растерянно сорвался с места, сжимая в руке мелкие ветви белой омелы, промчался к её еле заметному облику и схватился за морщинистую руку. Ослабевшая мать горько улыбнулась, но в глазах её витала тоска. Глен наивно пытался ей помочь, протягивая плоды омелы.
– Эти ягоды, мама, способны тебя излечить. Их даже клюют птицы, а значит приглянулись великому стражу. Мне кажется, что знак судьбы меня привёл сюда. – выдал он юным, ломающимся голоском.
Матерь с трудом опустилась на колени и обхватила дрожащими руками его ладонь. С робким, заботливым выражением, она молвила:
– Знак судьбы, мой мальчик, только тот, что мы однажды видим перед смертью. И птица с чёрно-зелёным оперением уже виделась мне. Никакие ягоды уже не помогут. Моя душа ослабла сильнее с утренними лучами, поэтому мы вместе поможем только тебе. Ты хорошо меня понял, Гленель? – томным голоском отвечала ему мать.
Её кожа словно с каждым днём становилась всё старше и покрывалась тёмными пятнами. Руки её были холодными, как и лицо. Но улыбка, судорожно дрожащая и полная надежды, томно растягивалась над медленно стекающими слезами. В её глазах ещё была видна молодость, но вся она больше походила на старушку.
– Я понял, мама. Но почему твоя душа слабеет? Разве я не могу тебе помочь? – расстроенно ответил он.
– Моя душа увядает, как и эти ветви омелы в твоей руке. Ты сорвал их, оторвав от дерева, питавшегося жизнью земли. И мою душу уже не вернуть, как и эти страдальные ветви. Но
