Князь Полоцкий. Том I - Николай Тихонов
– О! Нурманская крыса! – так Свен, один из подопечных дружинников Яруна, поприветствовал Хвитсерка, когда в один из дней тот заявился на Великокняжеский пир.
Хвитсерк закаменел лицом. Он окинул внимательным взглядом пьяного вусмерть дружинника, сидевшего на скамье за столом, и уже давно не понимающего, что он говорит и делает. Норегу же было нанесено оскорбление, позор которого можно было смыть только кровью обидчика. Оружие Хвитсерка, как и положено в при общей трапезе, лежало здесь же, недалеко, в углу палаты, под присмотром пары трезвых отроков. Которые ничего не успели сделать, когда могучий норег подлетел к стойке.
Раз – и меч Хвитсерка, покинув ножны, мгновенно оказался у того в руке; два – и норег уже у стола, с другой стороны которого пьяный Свен, уже забыв сказанное, усадил на колени дворовую девку, и что-то негромко сопел ей в ухо, одной старательно шаря под подолом платья. Другая рука дружинника лежала на столе, и как раз в этот момент Свен отрезал кусок жаренного мяса с общего блюда коротким разделочным ножом.
Короткий свист, блеск стали. В шумной палате на Великокняжеском пиру на миг стало тихо, зато что началось потом. Отчаянный визг девки, пытающийся улизнуть куда подальше, привёл Свена в чувство. Тот удивлённо посмотрел на обрубок своей руки. Совсем недавно здесь была кисть, державшая нож, и Свен с усердием пытался отрезать этим ножом кусок мяса. И вот незадача, и кисть, и нож куда-то подевались. Вместо них – тупой обрубок, из которого на общий стол толчками выходит горячая, красная кровь.
Свен быстро пришёл в себя, спихнул с себя визжащую девку, попытался встать. Он – но не Хвитсерк. Одной отрубленной по локоть руки ему казалось мало за нанесённое оскорбление. Меч, отмахнув руку, пригвоздил её и самого себя к дубовой столешнице.
Бешеный ураган заиграл в глазах норега. Тот, безумно рассмеявшись, отпустил меч и выбросил вперёд руку. Созданная могучим магом молния сорвалась с руки Хвитсерка, и яркой вспышкой устремилась в сторону обидчика. Но Ярун успел раньше.
Едва меч норега отрубил его дружиннику руку, варяг вскочил. Он, как сотник, пользующийся доверием Великого князя, сидел чуть дальше от простых дружинников.
Сорвав с опорной балки щит, Ярун крутанулся на месте и метнул его в Хвитсерка. Норег не успел никак среагировать. Щит, прогудев над головами пирующих, ударил того в спину. Нет, Хвитсерк не упал. Но удар был точен и силён. Норег, чтобы не потерять равновесие, на пару ладоней опустил руку, с уже готовой молнией. Это спасло Свену жизнь. Яркая вспышка, и разряд угодил прямо в застрявший посреди стола меч.
Эту историю спустя пару часов рассказал сам Хвитсерк, пируя в княжеском детинце, в гостях у Рёнгвальда.
– И где же в этой истории Улеб? – поинтересовался ярл, прикладываясь к чаше с пивом. Сидевший по левую руку от него киевский воевода усмехнулся.
– Мой меч впитал в себя силу дара, князь! – гордо заявил Хвитсерк, тоже прикладываясь к пиву, – И прожарил руку этого увальня Свена до румяной корочки! Ух, какой тогда стоял вкусный запах!
Сидевший по правую руку от Рёнгвальда Геллир поперхнулся, отодвинул блюдо с только что принесённой свежей жареной свининой.
– Лекари при Олеге были чудо как хороши! – продолжал тем временем Хвитсерк, вгрызаясь зубами в сочное мясо, – Руку отрубленную или ногу на место для них приладить – плёвое дело! Однако одно условие, если та цела, хоть немного. Тогда проблем не будет!
– Не вышло у Свена? – догадался сидевший рядом Сигурд.
– Не-а! – ответил Хвитсерк и радостно заржал, – Даже Злыдень, – кивок в сторону Яруна, чинно беседующего с парой киевских варягов в паре столов от них, – Шашлычок к этому барашку прирастить не смог.
– А что же Улеб? – повторил свой вопрос Рёнгвальд.
– Так Свен братом его старшим был! – ответил наконец Хвитсерк, – А как калекой стал, пришлось тому из дружины Великого князя уйти. Улеб горевал, да всё за брата отомстить мне пытался.
– И как, получилось?
– Злыдень запретил, – пояснил норег, опрокидывая очередную чащу, – Правильно запретил. Прибил бы я тогда Улеба. А Свену, дураку, язык за зубами держать надо было. Вот Улеб на Злыдня и обиделся!
– А что Великий князь? – спросил Сигурд, – Спустил что-ли?
– Куда там! – махнул рукой Хвитсерк, – Два десятка гривен за увечье дружинника я князю отдал. В счёт полувирья. И ещё столько же родичам. Но Улебу мало было. Великий князь нас после мирил. Вот я и не в обиде!
Сказал, и махнул чашей в дальнюю сторону стола, где расположился хмурый Улеб и тройка его воинов. Тот в ответ мрачно улыбнулся.
– Зачем пришли вы, воевода? – поинтересовался Рёнгвальд.
– Врать не буду, – прямо ответил Хвитсерк, перейдя на нурманский, – Холмгардские бонды приходили к конунгу Ингварю жаловаться. Говорили, десятую часть товаров ты с них берёшь за проход. Не многовато ли?
– С этих жирных нерп не убудет, – также по-нурмански ответил Рёнгвальд, – И что теперь? Биться будем?
– А ничего, – беззаботно ответил Хвитсерк, и грохнул пустой чашей по столешнице, – Биться я с тобой не хочу. Ты мне по нраву. Отправь Кенугардскому конунгу подарки щедрые, уважь его, предложи дружбу. Хочешь, через меня передай?
Заметив жадные огоньки в глазах воеводы, Рёнгвальд лишь усмехнулся и покачал головой.
– Благодарю за честь, воевода, и за совет дельный, – ответил ярл, – Но согласись, Великому князю – великий дар! Чую я, простых шкурок Игорю мало будет. Есть у меня, что предложить интересного. Однако время нужно.
– Сколько? – деловито поинтересовался Хвитсерк.
– К концу лета, – чуть подумав, ответил Рёнгвальд, – Передай Великому князю – буду у него в Киеве к концу лета. Я, или человек мой. С дарами щедрыми.
– Добро, – согласился Хвитсерк, – Будешь в Киеве, в гости заходи! Гостям я всегда рад! Особенно тем, кто говорит на языке людей севера!
–
