Туманный Альбион: Возвращение Богов - Greshnnik
В процессе настройки экспозиции, мое внимание привлек звонкий голосок экскурсовода.
— Обратите внимание, как местные жители украшают здания потусторонней атрибутикой, — начала она, словно жрица, раскрывающая древние тайны. — Самайн отмечался не только как начало нового года, но и как день почитания усопших. В Ирландии и Шотландии его даже прозвали “праздником мертвых”, ведь, по поверьям, именно в эту ночь умирали те, кто нарушил свои гейсы — личные клятвы. Праздник начинался в ночь с 31 октября на 1 ноября, считавшуюся последним днем сбора урожая, и длился целых семь дней — по три дня до и после самого Самайна. Этот праздник часто путают с Хэллоуином, но для шотландцев Самайн — это серьезное культурное событие, а Хэллоуин, к сожалению, всего лишь повод для молодежных тусовок в костюмах, раскрученных благодаря американским маркетологам. Самайн, будучи одним из четырех главных кельтских праздников, знаменует начало темной, зимней половины года. Таким образом, он связывает две половины года — темную и светлую, а также два мира — мир людей и Иной мир, также известный как Сид. Священные дни Самайна не принадлежали ни уходящему, ни наступающему году — это были Дни Безвременья. Именно в этот промежуток времени граница между мирами становилась тонкой, как паутинка, и, как гласят легенды, в ночь Самайна открываются холмы, на свободу вырываются силы хаоса, и тогда в мир людей проникают бессмертные.
— Хоть фэнтези-боевик снимай по её рассказу, — пробормотал я, разминая затекшее тело. Лёгкая сутулость и ноющие суставы — верные спутники долгих перелётов и сидения в неудобных креслах. Потянувшись, я перевел взгляд на улицу и увидел, как наш ярко-желтый автобус, словно гигантский шмель, прибыл к месту назначения. Он, поворчав напоследок пневматическими тормозами, остановился на просторной парковке и, словно извергающий вулкан, выплюнул из себя поток пассажиров. Разумно дождавшись, пока суета при выходе утихнет, я вышел одним из последних, не желая толкаться в этой человеческой реке.
Выбравшись из автобуса, я заметил, что дождь прекратился, и солнце, словно стеснительная девушка, выглянуло из-за туч, осыпая все вокруг яркими бликами, отражаясь в капельках воды, словно в тысячах маленьких зеркал. Вокзальная площадь, залитая светом, производила приятное впечатление, некий оазис спокойствия посреди шумного города. Как я слышал, на этом месте когда-то плескалось озеро Нор Лох, но, в связи с расширением города, его осушили, превратив в железнодорожный узел, а прилегающую территорию — в уютную парковую зону. Взглянув на отель “Олд Уэверли”, который пользовался популярностью у туристов благодаря своему выгодному расположению и панорамному виду на Эдинбургский замок, я невольно вздохнул с сожалением. Изначально я планировал остановиться именно там, но, узнав о командировке в Перт, от этой идеи пришлось отказаться. Проходя мимо скамеек, расставленных в тени деревьев, я решил присесть, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями. Открыв бутылку с водой, я стал наблюдать за окружающими людьми. Лавочки были заняты молодыми людьми в пиджаках, с ноутбуками на коленях, — эдакие современные кочевники цифровой эпохи, — а также парочкой фотографов, увлеченно снимавших величественный монумент Скотта. В центре этого архитектурного шедевра, словно утомленный от писательства, восседал сам великий сэр Вальтер Скотт, держа в руках перо и книгу, а у его ног, словно верный страж, лежал его любимый пес Майда. Чертовски хотелось подняться по всем двумстам восьмидесяти семи ступеням наверх и запечатлеть Эдинбург с высоты птичьего полета, но, увы, до отправления поезда оставалось совсем немного времени. И, свернув налево, я отправился в сторону вокзала Эдинбург-Уэверли.
На входе мне пришлось пройти через рамку металлоискателя, и мой портфель подвергся тщательному досмотру со стороны хмурых сотрудников службы безопасности. Заметив мой легкий акцент, меня даже попросили предъявить документы. Я терпеливо проходил все процедуры, совершенно не напрягаясь. Единственное, чего я опасался, — это опоздать на поезд, до отправления которого оставалось меньше десяти минут.
— Ваши документы в порядке, — прозвучал голос полицейского, возвращая мне загранпаспорт. — Извините за неудобства, но, в связи с усилением мер по борьбе с терроризмом, мы вынуждены тщательно проверять всех иностранных граждан.
— Да не проблема, — ответил я, забирая паспорт. — Подскажите, пожалуйста, где можно узнать, с какой платформы отправляется поезд на Перт?
— Вам нужно пройти прямо до зала ожидания, и на табло междугороднего сообщения, слева, вы увидите всю необходимую информацию.
Кивнув полицейскому, я протиснулся сквозь толпу и вышел к табло. Отправление поезда Эдинбург-Перт значилось со второй платформы в 15:26. Глянув на часы, я с ужасом понял, что до отправления оставалось всего три минуты. Сердце екнуло, и я пулей вылетел из зала, лихорадочно ища указатель на вторую платформу. Расталкивая зазевавшихся пассажиров, я наконец выскочил к арке, над которой большими буквами красовалась надпись: «Платформа № 2». Проводник уже заходил в вагон, когда я, задыхаясь, подбежал к нему, протягивая билет и загранпаспорт.
— Вы успели чудом! — улыбнулся он, глядя на двери вагона, захлопнувшиеся буквально у меня перед носом. Проверив билет, проводник быстро скрылся в коридоре вагона, оставив меня одного в тамбуре, в легком недоумении от того, как лихо мне удалось вскочить в последний вагон.
С каждой секундой перрон, словно кадры старого фильма, всё быстрее и быстрее уплывал из поля зрения, пока, наконец, совсем не растворился в дымке воспоминаний. Закинув сумку через плечо, я пошёл по вагону, словно исследователь, пробирающийся по неизведанным джунглям, к своему купе. Нет, оно не было тем самым злополучным последним купе возле туалета, куда обычно ссылают самых невезучих пассажиров, но и до центра вагона было далековато. Прогуливаясь по узкому коридору, словно по лабиринту человеческих судеб, я заметил, что двери большинства купе были открыты. Моё любопытство взяло верх, и я стал невольным наблюдателем чужих историй.
В одном из купе пожилой мужчина в строгом деловом костюме, с нахмуренными бровями и барабанной дробью пальцев по столешнице, читал газету, словно пытаясь расшифровать какой-то древний свиток. Наверное, он из тех людей, кто принимает политические новости слишком близко к сердцу, словно личную трагедию. Я, хоть и журналист, давно забил на газеты и, тем более, на зомбоящик. Политика наших государств требует от СМИ продавать информацию в выгодном для нее ключе, в итоге получаются одни фейки и лицемерие. Именно поэтому я стараюсь писать о событиях в культурной сфере. Тут, как минимум, можно писать, как оно есть на самом деле, а еще посещать фестивали,
