Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

— Постарайтесь не убивать их, — ответил Мельтиар.

Я повернулась, чтобы идти к машине, но он поймал мою руку и сказал:

— Я обещал тебе, что мы вернем Лаэнара. Так и будет.

33

Я видел движение света и тени, чувствовал дыхание ветра. Он нес в себе память песен, звуки волшебства. И от этого каждый вдох был наполнен прохладой, золотистые искры сияли в нем, как в глубине ручья.

Я дома. Я в Роще.

С этой мыслью я раз за разом погружался в темноту, почти растворялся во сне, — но звенящая, острая нота не давала отрешиться, выбрасывала в явь. Но снова и снова я не успевал понять, о чем кричит это режущий звук, — осенний ветер успокаивал меня, увлекал в забытье.

Я очнулся, когда вспомнил имя этой ноты.

Боль. Она свивалась и ныла в животе, ее ветвистые отзвуки текли вверх, затихали в груди.

Я потянулся навстречу боли, ощупал себя. Ожидал, что пальцы увязнут в крови или коснутся повязки, — но под моей рукой был шрам, выпуклый, неровный.

Такие раны не заживают сами. Песня исцеления вернула меня к жизни, и боль — знак, что я на верном пути.

Я открыл глаза.

В распахнутом окне колыхалась занавеска, сквозь белое кружево виднелась синева неба. Узорчатая тень скользила по доскам пола, подходила к кровати и отступала, как прибой. Ветер шелестел страницами книги, лежащей на столе, — я оставил ее там вчера или много дней назад, и в шорохе листов мне чудились первые строки.

«Есть пять миров, и тот, что лежит к юго-западу…»

На спинке стула висело мое оружие, я видел следы крови на острие.

Я не в Роще. Я в своем доме, в Атанге.

Как это возможно?

Я не чувствовал гари, не слышал выстрелов и криков. Но из глубины дома доносились тихие звуки: приглушенные голоса, скрип половиц, шаги.

Дверь отворилась, и в комнату вошла Нима.

Я улыбнулся и сказал:

— Я знал, что ты здесь.

Мой голос был слабым и хриплым.

Нима замерла на миг, смотрела на меня, словно не веря. Она казалась сейчас почти нереальной — осунувшаяся и бледная, как после тяжелой болезни.

— Ты очнулся! — Нима подбежала ко мне, опустилась на пол возле кровати, взяла меня за руку. — Ты был без сознания два дня, все время бредил, говорил, как тогда… Но я ничего не могла разобрать.

Как тогда, много лет назад, когда мы с Нимой поняли, что я могу видеть будущее.

— Они все ошибались, — сказал я. Нима смотрела на меня, я видел слезы в ее глазах, и говорить было больно, я боялся расплакаться сам. — Ты очень сильная волшебница. Я бы умер без твоей песни.

— Лаэнар мне помогал, — прошептала Нима. — Я не справилась бы одна…

Лаэнар. Для каждого из их народа волшебство — как дыхание.

— Он здесь? — спросил я. Нима кивнула. — Как мы здесь оказались?

Она стала рассказывать, и я закрыл глаза. Сон подступал все ближе, слова Нимы текли сквозь него: «мы были совсем рядом, я не знала, где нам еще спрятаться», «никто не пытался зайти», «потом перестали стрелять…»

Я не заметил, как сон сомкнулся надо мной.

Когда я вновь открыл глаза, боль почти исчезла. Затаилась глубоко внутри, вздрагивала от каждого движения, но не вонзалась в мысли, не мешала жить. Давно затихшая песня исцеления обвивала меня, скользила в воздухе. Нима пела надо мной, пока я спал.

Я приподнялся, сел на кровати. Боль тихонько заныла, но не воспротивилась. Тело казалось невесомым, словно я летел, и мысли текли ни за что не цепляясь, как во сне.

Пока я спал, тени сдвинулись, свет изменился, — солнце поднялось над крышами домов. Но по-прежнему было тихо, словно в городе никого не осталось, кроме нас.

Возможно, так и случилось.

Я позвал учителя. Его имя растворилось в осеннем воздухе, исчезло, не достигнув цели.

Нельзя сидеть здесь и ничего не делать. Я должен узнать, что произошло.

Браслеты по-прежнему сжимали запястья и лодыжки — небо станет моим. И песни звучали в глубине оружия — все до единой, даже та, незнакомая, — Зертилен пел ее в день, когда я улетал на границу.

Я жив и смогу сражаться.

Зайдя в ванную, я машинально повернул кран — вода, ледяная и прозрачная, устремилась вниз. Это было так странно, что я застыл, подставив ладони бегущему потоку. Я раньше был уверен — когда начнется война, вся прежняя жизнь разрушится, мы будет восстанавливать ее по крупицам. Но я вернулся из битвы в свой дом, и вода течет из крана, такая же чистая, как раньше.

Мои руки коченели, и все ясней становились мысли.

«Ты все время бредил, как тогда», — сказала Нима.

Отблески видений подступали ко мне, я различал их сквозь прозрачный бег воды.

Я видел воду, — отражения солнца дрожали в ней, голоса птиц звучали вокруг. Вода плескалась в чаше, чашу держали женские руки. Девушка протягивала мне воду, и я пил. Этот напиток был сладким, таким сладким, что на миг остановилось сердце, пропало дыхание, — и видения отпустили меня, вернули к яви.

— О чем этот сон? — спросил я вслух и плеснул водой на лицо.

Вода была обжигающе-холодной, и память о видениях гасла.

Сейчас важнее другое. Я пойму этот сон потом.

Я нашел в шкафу запасную форму — рубашка чуть заметно пахла синим дымом, но в карманах штанов и куртки не было ни одной сигареты. Я оделся, проверил ящики комода — сигарет не было и там, — и вышел на кухню.

Лаэнар вскочил мне навстречу, быстро дотронулся до моей руки, словно хотел проверить, настоящий ли я. Воскликнул что-то, торопливо и звонко, слова двух языков перемешивались, лишенные смысла.

— Все в порядке, — сказал я ему. — Я уже здоров.

Лаэнар взглянул на меня с тревогой, но кивнул и сел.

Я опустился на свое обычное место у окна и выглянул на улицу. Крыша соседнего дома, ступени, кусок мостовой — и тишина, ни шагов, ни стука колес.

— Я все время думаю, что делать, — сказал Лаэнар. Теперь его речь стала разборчивой, голос звучал растеряно и тихо. — Патроны кончились, еще когда мы прорывались сюда… Что делать, если враги найдут нас?

— Никто не заходил в дом, — проговорила Нима. — Даже не пытался.

Она протянула мне полную кружку, и я сделал глоток. На миг видение вернулось — солнечные блики в глубине чаши — но вкус был знакомым и терпким. Отвар из целебных трав, Нима варила его в Роще и приносила мне. Высокие глиняные бутылки круглый год прятались под столом, но я почти никогда не открывал их.

На столе стояла банка меда и тарелка с сухарями и раскрошенными печеньем. Вряд ли в доме есть еще какая-то еда. Наверное, Нима и Лаэнар почти не ели эти дни, хотели оставить что-то для меня.

Отвар придавал сил и песня исцеления звучала во мне, поэтому я сказал:

— Доедайте это и собирайтесь. Нам нельзя оставаться, уходим.

— Уходим? — Голос Нимы дрогнул. — Куда?

Куда мы пойдем, если Роща сгорела и учитель не отвечает мне? Но раз я жив, то должен выполнить свой долг и должен спасти Ниму.

Я знал, как мне это сделать.

«Он наш заложник», — так я сказал Тину, когда мы улетали с границы. Я вырвался из убежища врагов и спас Тина — если будет нужно, я и теперь смогу обменять жизнь Лаэнара на нашу свободу.

Но Лаэнар сидел напротив, смотрел встревоженно, ждал моих слов, обнимал Ниму — словно хотел защитить ее от всех бед.

Зертилен сказал мне: «Ты за него отвечаешь». Я знал, что это правда.

Лаэнар не заложник, а значит мы должны выбраться отсюда все вместе, втроем.

— Главное выйти из Атанга, — сказал я. — Оттуда — к морю, и на Королевский остров.

Мы собрались быстро — я не хотел ждать темноты. Нима нашла лоскутную сумку — мне подарила ее Ора, давным-давно — и положила туда бинты и флягу с отваром. Я застегнул перевязь с оружием, и от этого боль вновь проснулась и не умолкла на этот раз. Лаэнар взял ружье, но я покачал головой, и оно осталось на полу в коридоре.

Замок щелкнул, дверь заскрипела, мы вышли на лестницу.

Солнце уже опустилось к крышам, вечерний свет падал на ступени. Ветер стал сильнее, и мне показалось, что теперь я чувствую привкус войны, — но он был почти неразличим за струящейся магией и тишиной.

Я повернулся, чтобы запереть дверь, — и это было так нелепо, что я рассмеялся и бросил ключи. Они упали, скатились со ступени на ступень, звеня. Нима испугано взглянула на меня, но ничего не сказала. Воздух дрожал от ее тревоги.

Но я знал, что нет смысла прятаться и таиться. Движение волшебства было повсюду, оно кололо кожу, холодило дыхание, — тишина не могла обмануть меня.

Мне не было страшно.

Мы спустились по лестнице, — путь в двадцать ступеней показался долгим. Наши шаги словно разрушили заклятье, сковавшее город, — я услышал скрип двери вдалеке, голоса и чужую поступь.

Чтобы выйти из города, нужно повернуть налево, — эта улица ведет к Роще, но потом выводит на окраину, туда, где фруктовые сады подступают к Атангу и дома неотличимы от деревенских.