Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

— Посмотрим, — ответил Мельтиар. — Я разберусь, но мне нужно время. А сейчас его нет — мы еще не освободили побережье. — Он обернулся к нам и приказал: — Идите в машину. Мы вылетаем.

Борта закрылись, зеленые огни пробежали под потолком.

Я сидела неподвижно, смотрела, как пальцы Амиры скользят по пульту, как клавиши вспыхивают под рукой Рэгиля. Я старалась ни о чем не думать, ничего не чувствовать, — кроме силы, струящейся по телу машины, словно кровь; кроме магии, переполняющей ружья, рвущейся на свободу. Вот-вот прозвучит голос Мельтиара, скажет, куда лететь, и мы помчимся в битву.

И я не буду думать ни о чем, кроме войны.

Мы ждали слов Мельтиара — но он появился сам. Возник рядом со мной, там, где всегда сидел Лаэнар. Вихри темноты прошли по кабине и исчезли.

Я не успела сказать ни слова, — Мельтиар привлек меня к себе, и я замерла, уткнувшись ему в плечо, не в силах заговорить ни мысленно, ни вслух. Его боль, устремление и непреклонность пронзали меня словно звездная дорога, путеводный луч.

— Он назвал мое имя, — сказал Мельтиар. — Но ничего не вспомнил.

— Совсем? — еле слышно спросила Амира. — Но сможет вспомнить?..

— Да, — ответил Мельтиар. — Я найду способ.

Его сила вливалась в мое сердце, и жажда битвы разгоралась, затмевала все. Наш народ ждал шестьсот лет, чтобы вернуть себе дом. Я буду ждать Лаэнара, я буду сражаться, я отомщу за всех, кто не дожил до этого дня. Я не отступлю.

— Мы не подведем тебя, — сказала я, и чувствовала ясно, как никогда — это правда.

35

— Только они? — спросила Аник. — Ради них погибла половина отряда?

Я не мог понять, — она изменилась или воспоминания обманывали меня. Черные косы, резкие жесты, решительный взгляд, — но голос звучал словно издалека и был темным, как пасмурная ночь. На лице свежий шрам, повязка на руке, пропыленная и порванная одежда… Словно не десять дней прошло, а несколько лет.

— Мы больше никого не нашли, — возразил Тин.

Он не изменился.

Я все еще не мог поверить, что они пришли в Атанг за мной.

Ночь приближалась, подступала со всех сторон. Она скрыла столицу, скрыла дорогу, следы копыт. Мы растворились, превратились в тени, прошли незамеченными мимо врагов, — но нас могут догнать, найти, без труда.

Там, в Атанге, на площади, Тин окликнул меня. Выстрелы и крики не заглушили его мысль — она прострелила мою душу, наполнила легкие болью и дымом. Я не мог тогда откликнуться — я уже пел.

Я пел и сейчас. Песня теней текла еле слышно, мой голос сплетался с голосом Нимы, незримый покров закрывал наш отряд. Мы прятались в стороне от дороги, у подножия холма: я, Нима, Лаэнар, Тин, Аник и четверо ее ополченцев.

Песня слабела, но я все еще пел, чужие голоса долетали до меня сквозь сплетение теней.

— Потерять десятерых, чтобы спасти троих? — Голос Аник становился все темнее, все жестче. — И двое из них волшебники, а один вообще… Ради этого мы приехали сюда?

— Он спас мне жизнь! — сказал Тин. — Я должен был!

Сеть теней ускользнула от Нимы, рассыпалась, рябью прошла по земле, открыла нас. Я слышал свой голос — тихий, как дальний шепот волн, он качал на себе песню. Тени струились вокруг меня, — я остался невидимым, единственный из всех.

Я не хотел этого — и оборвал песню.

Тин обернулся ко мне.

Он был почти неотличим от ополченцев, — без крыльев, в простой одежде, измученный долгой дорогой. Но за спиной у него было ружье, полное призрачного шелеста, горького дыма, и такой же звук, раскаленный и неуловимый, растекался по земле вокруг нас. Теперь, когда песня стихла, шелест словно пробрался внутрь меня, мешал дышать и думать.

— Нас не увидят, — сказал мне Тин. — Пока мы все рядом, на одном месте, враги нас не заметят.

Я кивнул.

Силы всадников — как темная вода, ничего неизвестно о них. «Это не волшебство, — говорил мне Зертилен. — Не называй это волшебством».

Ведь наше волшебство такое же, как у врагов.

Нима плакала. Беззвучно, — плечи вздрагивали, слезы текли по ладоням. Я опустился на землю рядом, тронул ее за локоть.

— Почему? — всхлипнула Нима. — Он простился с нами, он знал, что умрет. Почему?

Я хотел сказать ей: «Он ушел по песне». По песне, сияющей как ручей, как утренний свет. Не было ни боли, ни сожалений, только путь, только песня, — так он ушел. Он учил меня этому, и Ора говорила об этом.

Но Ора враг, Роща была обманом, наш дом уничтожен, наш учитель мертв. Я хотел сказать хоть что-нибудь, хотя бы слово утешения, — но не мог заговорить.

Лаэнар обнял Ниму и сказал:

— Они умрут. Мы убьем их, мы отомстим.

— Я не хочу. — Голос Нимы терялся в слезах. — Я не хочу, чтобы они умерли. Я хочу, чтобы учитель был жив.

Я закрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать. Мысли теснились, тысячи мыслей, и каждая ранила, едва возникнув, а воздух был полон силой Тина, удушающей и раскаленной. Но моя песня звенела в сердце, разворачивалась, стремилась ввысь, — и я поднял голову, взглянул на небо.

Земля и ветер говорили, что наступила осень, но в вышине сияли три летние звезды. Млечный путь струился, тысячи звезд мерцали вокруг. Я нашел серп, вторую звезду в его рукояти.

Арца.

Была ли она в Атанге, сражалась ли в небе над дворцом?

Тысячи звезд, и скольких из них я знал всю свою жизнь, скольких встречал в гвардии, во дворце, на улицах?

Я глубоко вздохнул, поперхнулся невидимым дымом, и взглянул на Тина.

— Я был без сознания два дня, — сказал я ему. — Ты знаешь что-нибудь? Как идет война?

— Армия разбита, — ответил он.

Сказал это так просто — но как может быть армия разбита за два дня?

— Кирд, Эджаль, Ороз, Нараг, — перечислял Тин, — и все восточные города — захвачены. Мы надеялись, что Атанг еще держится. Пока выстояли только крепости всадников. Все, кто могут, бегут на побережье, плывут на Королевский остров. Думаю, нам стоит добраться до старого порта.

— Это единственный выход, — сказала Аник и взглянула на Лаэнара. Тот обнимал Ниму, шептал ей что-то. — Ведь враги не могут переплыть море.

Старый порт. Огромные верфи, волны, разбивающиеся о край дамбы, соленый ветер… Может быть, море поможет мне, я пойму что делать. Может быть, там я смогу хотя бы на краткий срок не думать про Рощу. Может быть, Ниме станет там лучше.

— Хорошо, — сказал я.

36

Я знала, что нужно идти спать.

В эту ночь нашим жилищем стал старый дом, — двухэтажный, огромный, несколько отрядов без труда разместились в нем. В комнатах остались вещи врагов: ковры, картины, пыльные книги на длинных полках. Война не опалила этот дом, не тронула цветные узоры на каменной ограде и стенах, не оборвала вьюнки, оплетавшие колонны крыльца.

Окна дома призывно светились, силуэты и тени появлялись и пропадали. Скоро свет погаснет, все уснут, останутся лишь часовые. А с восходом солнца мы встанем, вновь отправимся в бой. Я должна идти внутрь, чтобы завтра быть полной сил.

Усталость плавала в теле, отзывалась болью в руках и между лопаток, говорила: «Ты сражалась несколько часов, ты заслужила отдых. Иди, ложись, сон ждет тебя».

Но я чувствовала, — стоит мне закрыть глаза, и усталость схлынет. Я буду лежать в темноте, вспоминать Лаэнара в одежде врагов, на другой стороне площади. Буду снова и снова думать о том, что он не со мной.

Поэтому я не шла в дом, смотрела на свет в окнах издалека, сквозь сплетение ветвей и движение листьев. Я сидела в саду, на скамье из узорчатого металла, — шершавый и крепкий на ощупь, он был лишен магии, лишен подлинной силы. Дым от сожженных деревень не доносился сюда, здесь пахло рыхлой землей и опадающей листвой. Сотни других запахов струились в воздухе, но я не могла назвать их имена. Я выросла в городе, привыкла к его коридорам и колодцам, к горным перевалам и пикам, к небесной высоте и холодным ветрам.

Шаг за шагом мы освобождаем землю, и я словно учусь дышать заново, настолько все непривычное и долгожданное.

Каким Лаэнар видит мир теперь? Сможет ли он понять меня, как понимал когда-то?

Я зажмурилась на миг, потом взглянула на звезды, мерцающие в просветах листвы.

«Мы еще не освободили побережье», — сказал нам Мельтиар. Поэтому я буду думать только о войне.

И, чтобы мысли вновь не унесли меня прочь, я стала вспоминать минувшую битву, удар за ударом.

Мы летели к морю, и я сидела у раскрытого борта, готова была выпрыгнуть, ворваться в битву. Горящие поля остались позади, но я все еще видела дым, — он стлался над землей, пытался догнать нас. Вечернее солнце опускалось к горизонту по левому борту от нас, сквозь стекло шлема казалось багровым, не слепило глаза. А впереди была крепость, с каждым мгновением она становилась все ближе, восемь башен и светлые стены. Отсюда казалось, уничтожить ее так просто: напасть с неба, перебить и выжечь всех, кто спрятался внутри.