Расколотый мир - Анастасия Поклад
Клима перевела ледяной взгляд на своего "спасителя". По ее мнению, для сохранения драгоценной жизни обды вовсе не обязательно было валять ее по грязи и крапиве. Юноша был светлоглазый, смазливый. Хавес, рыбацкий сын, живет как раз в доме на углу, за этим плетнем. И разгоряченное лицо аж сияет, еще не обратил внимание, как на него смотрят.
— Сударыня обда, ты цела?
— Слезь с меня, — велела Клима, толкая его в грудь.
Хавес чуть сник, но послушно отодвинулся, встал сам, а затем подхватил Климу под руки и аккуратно поставил на мало-мальски чистое место, где грязи не по щиколотку, а только вровень с подошвами. Даже подол обды попытался отряхнуть, но не преуспел.
— У колдуна бабахнуло, вот Акарова скотина и понесла. Мой-то дом на углу стоит, а я на чердаке был, гляжу: ты идешь, опасности не чуешь. Я кубарем, да и вниз. Насилу успел, — глянул обде в глаза и совсем понурился. — Платья жалко, наша-то глина совсем худо отстирывается.
Клима безразлично передернула плечами. Последнее, что ее сейчас беспокоило — стирка платья. Тем более, этим заниматься все равно не ей. А вот с Тенькой надо что-то делать.
Хавес расценил ее молчание иначе.
— Напугалась, да?
— Нет, — Клима выпрямилась. Вот же горе-спасатель. Кем он свою обду считает, немощной девчонкой, которая из-под копыт не вывернется? Хотя… стрела летит быстрее перепуганной лошади. А от вооруженного убийцы на тесной дорожке не всегда спасут властные глаза. — Но спасибо за помощь, Хавес.
— Да я-то чего, любой бы… Негоже, чтоб наша сударыня обда под дурной кобылой погибель нашла.
— Негоже, — задумчиво кивнула Клима. — А хочешь всегда меня защищать? Подле меня будешь. Многие обду убить хотят, а тут ты — и пройдет моя смерть другой дорожкой.
Клима не знала, откуда в ее голосе взялись эти странные мурлыкающие интонации, но чувствовала, что так будет правильно.
— Честь для меня, сударыня обда! — выпалил Хавес. — Я давно хотел к тебе поближе быть, да только я не староста и не командир. А охранить от недоброго — это я завсегда!
— Вот и славно. Ближе старост ко мне будешь. Следовать за мною везде начнешь, до дома провожать.
— Это вроде как жених? — вытаращил глаза Хавес.
— Я стану тебе платить, — осадила его Клима. — Разбогатеешь, женишься на ком-нибудь, дом свой заведешь. Это если меня охранить сумеешь от живого и неживого, заслонишь собой, из мертвых восстанешь, но дело до конца исполнишь, будешь тенью моей, щитом моим.
— Согласен! Тогда сразу до дома провожу! — с этими словами Хавес подхватил Климу на руки.
— Это еще зачем? А ну поставь!
— Так, сударыня обда, ни к чему тебе еще больше грязью пачкаться. Вон, эк дорога разворочена. А я тебя до самого крыльца донесу, мне ж нетрудно!
— Ладно, неси, — усмехнулась Клима, обхватывая юношу за шею.
У калитки Тенькиного дома нерешительно переминался с ноги на ногу какой-то высокий тип в насквозь промокшем плаще с надвинутым на самое лицо капюшоном. Но чутье Климы не шевельнулось, поэтому сейчас она позволила себе не обратить на типа внимания. Были дела поважней.
На первом этаже, в зеленоватых клубах наползшего с чердака дыма, разворачивался скандал.
— Сколько можно? — причитала Лернэ своим тоненьким нежным голоском. — Теня, это уже слишком! Ты обещал, что твои опыты никак не помешают жить остальным, а у меня от этой дымищи вся сметана прокисла. И крюк для лампы на втором этаже теперь шатается, вывалится вот-вот. А если вы с Герой захотите светильник под потолок повесить? Ты и сам убьешься, и дом развалишь, Тенечка, нельзя же так!
— Нельзя! — наседал Гера с другой стороны. Он не умел тихонько причитать, а от волнения и возмущения почти орал. — Всю деревню перетряхнул, лошадь мимо проходила — понесла! Девушек переполошил, всех без сметаны оставил! Да на себя посмотри, ни рожи, ни кожи! Тебя бы не только из Института, тебя бы из армии уже выгнали за физическую непригодность! Ты когда в последний раз на суку подтягивался? А со мной боролся? Идет война, и как полководец я обязан заботиться о моих солдатах, а как друг я говорю, что тебя в первом же бою зашибут, и никакие эксперименты не помогут!
Тенька сидел на лавке, жевал пирожок. Вид у колдуна и правда был плачевный. К привычным уже бледности с худобой прибавились здоровенный ожог на правой щеке и забинтованная до локтя левая рука. Вдобавок рубашка вся в пятнах сомнительного цвета и происхождения. Виноватым или пристыженным Тенька не выглядел, хотя сестру и друга слушал очень внимательно. Наверное, просто ждал, пока они выговорятся и оставят его в покое. А там можно цапнуть с блюда на столе еще пару пирожков и возвращаться на чердак.
Ристинки видно не было. Наверняка бывшая благородная госпожа снова сидела в их с Лернэ комнате с какой-нибудь книгой. Купленные за бесценок на сельских ярмарках, раздобытые в городах, выменянные на еду, подаренные за красивые печальные глаза, книги последние пару месяцев несколько примиряли Ристинку с ужасной действительностью.
Пока Хавес топтался на пороге и с опаской косился на дым, Клима решительно подошла к лавке и буднично велела:
— Лернэ, открой окна, дышать нечем. Гера, со мной юноша, его зовут Хавес, он будет меня охранять. Расскажи ему все, что касается профессии телохранителя. То, чему нас учили в Институте. Я желаю, чтобы завтра Хавес уже мог приступить к своим обязанностям.
— Но Тенька…
Клима бросила на обоих усталый тяжелый взгляд исподлобья, и стало тихо. Лернэ загремела ставнями, а Гера пригласил Хавеса выйти во двор, поскольку дышать и правда было нечем: дым почти не пах, но словно пожирал свежий воздух.
— Интересненько это у тебя получается, — безмятежно прокомментировал Тенька и едва не подавился пирожком, потому что теперь порция тяжелого взгляда досталась уже ему.
— Либо твоих экспериментов не видно и не слышно, — вполголоса отчеканила Клима, — либо я берусь за тебя всерьез.
Колдун вздохнул, но потом ухмыльнулся.
— Эх, а я уже настроился на многочасовую нотацию в стиле твоих прочувственных речей. Не боишься, что кого-нибудь угораздит их законспектировать и передать потомкам?.. Ладно, не смотри так, сделаю я эту звукоизоляцию, тем более проект уже третий год пылится, все руки до него не доходят.
— Можно подумать, на тебя действуют многочасовые нотации, — сказала Клима мягче и тоже взяла пирожок.
— Ну…
