Линии судьбы - Артём Федоренко
“За мной,” — скомандовал он, утягивая парня в сад травника. — “Быстро!”
Они нырнули в заднюю дверь лавки за мгновение до того, как преследователи прорвались через растительную преграду. Сунь уже запирал засовы, когда снаружи послышались их шаги.
“Сюда,” — травник откинул ковёр, открывая люк в полу. — Этот ход ведёт в соседний квартал. Быстрее!
Феликс помог дрожащему беглецу спуститься в тайный ход. Парень был измождён, но в его глазах читалась решимость человека, готового бороться до конца. Несмотря на изорванную одежду и кровоподтёки, он двигался с достоинством, выдававшим хорошую подготовку.
“Им нужен я,” — прохрипел он. — “Потому что я видел… видел, что они делают с новыми учениками…”
“Потом расскажешь,” — прервал его Феликс, слыша, как снаружи преследователи начинают методично проверять все двери в переулке. — “Сейчас главное — выбраться отсюда.”
Сунь бросил последний взгляд в окно:
“У меня травяная лавка, а не крепость. Эти двери долго не выдержат. Уходите!”
“Идём с нами,” — предложил Феликс, видя, как нити вероятностей вокруг травника сгущаются в тревожный узор.
“Не могу,” — покачал головой Сунь. — “Мои пациенты… Кто им поможет?”
С этими словами он подтолкнул их к люку и опустил крышку, снова накрыв её ковром.
Подземный ход оказался низким и узким — явно часть древней системы дренажа, приспособленная для тайного передвижения. Сквозь щели между камнями сочилась вода, делая пол скользким.
“Меня зовут Феликс,” — представился он, поддерживая ослабевшего беглеца. — “Точнее, Чжан Вэй из школы Текущей Воды.”
Глава 10: Радости новой жизни
Елена открыла глаза за мгновение до рассвета. В полумраке нефритовых стен она ощутила чужое присутствие — тепло тела, ритмичное дыхание, рука на её талии. Она улыбнулась, вспоминая вчерашнюю встречу с Лином — случайный взгляд на ступенях храма, едва заметный кивок, жаркий шепот у фонтана.
Тонкая грань между жизнью и смертью — Елена всегда существовала на этой границе. В своей прошлой жизни она стояла возле реанимационных столов, здесь — в нефритовых покоях, оба мира объединены её даром видеть конечность всего сущего.
Утренний свет, проходя через полупрозрачный камень, окрашивался в нежные оттенки зелёного, создавая иллюзию подводного царства. В воздухе витал аромат благовоний — сандала и горных трав, смешанный с лёгким запахом пота.
Лин приподнялся на локте, глядя на неё с нескрываемым восхищением. В свои двадцать три он уже достиг значительных успехов в практиках совершенствования — его тело было произведением искусства, каждая мышца словно выточена из нефрита. В полумраке его глаза казались двумя колодцами, темными и глубокими.
“Доброе утро,” — прошептал он, и его губы коснулись её плеча. От этого простого прикосновения по телу Елены пробежала дрожь предвкушения.
Она протянула руку, провела по его волосам, обычно собранным в традиционный узел, а сейчас рассыпавшимся по плечам. За неделю пребывания в этом мире она не раз ловила себя на мысли, что никогда в прошлой жизни — даже в самые страстные моменты — не чувствовала такой полноты ощущений. Новое тело реагировало иначе — острее, ярче, словно проводя каждое касание через тысячи невидимых нитей, связывающих её с миром вокруг.
Лин резко перевернул Елену на живот, его ладонь прижала её таз к шелковым простыням.
— Не двигайся, — его голос прозвучал низко, почти рычанием, пока зубы впивались в мякоть её плеча.
Она усмехнулась в ответ, выгнув спину, демонстративно подставляя себя. Опытные пальцы сами нашли его запястье — провели по венам, сжимая ровно настолько, чтобы напомнить: её покорность иллюзорна.
— Торопишься, — прошептала Елена, перехватывая инициативу — резким движением бедер оттолкнула его, развернувшись лицом к лицу. Ноги обвили его, а пятки врезались в поясницу, заставляя наклониться ближе. — Ты же знаешь, как я люблю… медленный огонь.
Его пальцы впились в её бёдра, оставляя красные отпечатки, но она лишь закинула руки за голову, наблюдая, как он борется с желанием ускориться. Лин подавил стон, когда её ногти внезапно вцепились в его ягодицы, резко притянув его глубже.
— Не играй, — он захватил её запястья, приковав к подушке, но Елена лишь выгнула грудь вперёд, предлагая соски его губам.
— А ты заставь, — бросила она вызов, укусив собственную нижнюю губу.
Его движения стали жёстче, точнее — каждый толчок бил в упор, но она встретила его взгляд без тени покорности. Ладонью Елена нащупала основание его члена, сжала ритмично, нарушая его контроль. Лин зарычал, вцепившись ей в шею, но она лишь рассмеялась хрипло:
— Сломаешь — следующую неделю будешь спать в одиночестве.
Он ответил серией коротких, яростных толчков, пытаясь выбить из неё последнее слово, но Елена неожиданно сменила позу — теперь она сверху, её пальцы в его волосах, бедра движутся с расчетливой медлительностью.
— Учись, мальчик, — прошептала она, замедляясь в самый пик напряжения, — доминирование — это не сила. Это знание того, чего хочет твоя… — Голос сорвался в стон, когда он резко сел, вогнав до конца.
Его руки обхватили её рёбра, сжимая почти до боли, но именно она закончила танец — ускорив ритм, сведя всё к взрыву, где не было победителя. Только два тела, слившихся в битве опыта и ярости.
Когда солнце поднялось выше, они лежали в объятиях друг друга, наблюдая, как световые узоры медленно ползут по нефритовым стенам. Елена чувствовала небывалую лёгкость во всём теле. Её новая жизнь, даже спустя всего неделю, казалась более реальной, более насыщенной, чем годы, проведённые в больничных стенах.
Она провела пальцем по его ключице, ощущая пульсацию жизни под кожей. Для обычного человека это был бы просто случайный жест, но для неё сейчас каждое прикосновение открывало целый мир. Она видела золотисто-голубое свечение его жизненных нитей, здоровых и сильных, переплетающихся в сложный узор судьбы.
“Пятьдесят семь лет, три месяца, восемнадцать дней,” — прошептал голос внутри неё, всегда точный, никогда не ошибающийся.
Лин не знал, что она видит конец его жизни, как и всех вокруг. Не знал, какая тяжесть ложится на плечи от постоянного осознания конечности каждой встречи, каждого разговора, каждой близости.
Она покачала головой, поднимаясь с ложа. Шелковое одеяние соскользнуло на пол, и Елена на мгновение остановилась перед зеркалом. Тело, в котором она теперь жила, было моложе её собственного — кожа без следов усталости многолетних дежурств, руки без мельчайших шрамов от бесконечных медицинских процедур. Иногда она всё ещё испытывала странное отчуждение, глядя на собственное отражение — высокие скулы, миндалевидные глаза, отливающие серебром волосы до пояса.
“Тебе пора идти,” — произнесла она мягко. “Я слышу шаги младших послушниц
