Александр Даган - Дело Белки

– Развлекаешься?

Я поднял голову и не поверил своим глазам. На полатях сидел пришедший в себя Хан.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Трудно описать мою радость. После стольких дней рядом со мной, наконец-то, оказался не оживший мифический персонаж, а простой человек из реального мира. Я помог Хану слезть с печки, навалил ему полную миску каши, и пока он ел, сообщил о событиях происходивших, за те три дня, что узбек был без сознания.

– Плохо дело, – подытожил мой рассказ Хан. – Ладно. Собирайся. Будем выбираться отсюда.

– А может, Бабу Ягу дождемся? – предложил я.

– Тебя что, история с муравьями ничему не научила? – удивился узбек.

– А старуха-то тут причем? Это Ефим. Леший который!

– Ага. Конечно!

– В каком смысле? – спросил я, не поняв, чем вызван сарказм моего напарника.

– А в таком! Я про этого Фимку наслышан. Не мог он сам на такую пакость пойти! Он, считай, мой коллега – егерь. Только с другой стороны.

– Так вот оно что?! – осенило меня. – Мы с тобой на другой стороне!

– Ты что же? Только что догадался?! – усмехнулся узбек. Но мне было наплевать. Наконец-то, все встало на свои места: и Яга, и леший Ефим, и дрессированные пчелы. А заодно стало понятно, почему задняя дверь штаб-квартиры общества вела не на черную лестницу, а прямиком в лес. По всей видимости, она была чем-то вроде шлюзовой камеры, которая позволял проникнуть на магическую территорию земли. Опять же теперь я начал догадываться, что имела в виду Арина Родионовна, когда жаловалась на отсутствие волшебства в местах ее полуторавековой ссылки. Поселение для досрочно освобожденных магических преступников по всей видимости было на нашей стороне, а ей хотелось домой.

– Эй, Лев! – прервал мои размышления Хан. – В печку хочешь? Я посмотрел на высокую арку ведущую в чрево бабкиной печи, на стоящую рядом обгоревшую деревянную лопату, на которой, сев на корточки, мог запросто разместится мой узбекский напарник, и понял, что нам пора. Тем не менее, как мы ни торопились, сразу покинуть избушку Арины Родионовны нам все ж таки не удалось. Сначала надо было избавить ногу Хана от глиняного довеска. Это оказалось непростым делом. После пары ударов обухом топора узбек зашипел от боли, и стало ясно, что таким способом он не освободится, а скорее заработает новый перелом. Пришлось действовать более аккуратно. Порывшись в бабкином буфете, я вытащил оттуда самый крепкий нож и, используя его вместо зубила, а топор вместо молотка, стал откалывать глину по маленькому кусочку. Узбеку эта процедура тоже не сильно понравилась. Он напряженно смотрел, как острие ножа миллиметр за миллиметром продвигается в направлении его драгоценной плоти и явно нервничал.

– Расслабься, – бодрым голосом обратился я к напарнику. – Считай, что я художник, а ты мой натурщик.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, знаешь, как скульпторы говорят. Чтобы создать шедевр, надо взять кусок мрамора и отсечь от него все лишнее.

– Ага. Только смотри, чтобы этим лишним не оказалась моя нога!

– Постараюсь, – пообещал я. – Но мне будет намного легче, если ты перестанешь дергаться.

– Тебе хорошо говорить, – обиделся узбек. – Хотел бы я посмотреть, как бы ты вел себя на моем месте.

– Я бы на твоем месте постарался чем-нибудь отвлечься. Например, рассказал про то, зачем мы забрались на другую сторону.

– Ну, на это особо не отвлечешься!

– Почему?

– Рассказывать нечего! Помнишь, куда мы направлялись? – поинтересовался узбек.

– Конечно! Куда-то под Великий Новгород. Кощея искать.

– Совершенно верно. А сколько до Новгорода езды? – продолжал допрашивать меня напарник.

– Верст шестьсот, примерно! – прикинул я.

– Тот-то же! – объявил узбек, задрав вверх корявый коричневый палец, как будто с этого момент мне все должно было стать ясно. Однако, увидев недоумение, отпечатавшееся на моем лице, спохватился. – Тьфу! Шайтан! Вечно забываю, что ты ничего не знаешь.

– И что я на сей раз не знаю?

– По другой стороне, – с назиданием величайшего восточного мудреца произнес Хан.

– Этот путь короче в двадцать четыре раза.

– Как это?!

– А так! Я сказал, а ты запомнил! – важно пресек дальнейшие расспросы узбек. И тут я взорвался:

– Ах, так! Ну, вот и отколупывай с себя глину сам! – выпалил я прямо в его вытянувшуюся от удивления рожу, сунул ему в руки топор и нож, встал с лавки и пошел на другой конец стола, где ждал меня оставленный Бабой Ягой учебник природоведения.

– Эй! Лев, ты чего? – разом сбавив тон, попытался позвать меня мой напарник.

– Ничего! Задолбали уже! – рявкнул я. – То Василиса меня шпыняет, то Серый зубы скалит, то Дмитрий обзывает неудачником. Теперь вот ты тоже выеживаешься! А я тебя, между прочим, из реки вытащил!

– Я не выеживаюсь, – с трудом воспроизводя заковыристое русское словцо, жалобно проговорил Хан. – Просто я и в самом деле не знаю, почему на другой стороне все дороги короче.

– Ага. Так я тебе и поверил, – не пожелал сдаваться я.

– Правда, Лев. Не знаю. И вообще, я в обществе всего несколько месяцев.

– Серьезно?

– Ага! Я посмотрел в глаза узбека. Они казались по-собачьи честными и доверчивыми. В результате мне не осталось ничего другого, как отобрать у моего беспомощного напарника инструменты, и продолжить нудную кропотливую работу по освобождению его конечности от оков волшебно-народной медицины. Убедившись, что я сменил гнев на милость, Хан робко попытался объяснить наглое поведение своих товарищей.

– На Василису с Серым ты тоже не обижайся. Они не специально на тебя наезжают. Хотя нет. Наоборот. Специально, но не со зла.

– Да ну?

– Серьезно. И Дмитрий должен был так сказать.

– Это почему же?!

– Так надо. Ты потом сам все узнаешь.

– Да ладно. Не очень-то и хотелось. Просто я в начале решил, что они и впрямь ребята хорошие.

– И правильно! Я сам, знаешь, как к ним попал?

И узбек рассказал мне свою историю. Оказалось, что еще полгода назад он вовсе не был младшим егерем Общества, а преспокойно дворничал на столичных улицах, вместе с другими среднеазиатскими гастарбайтерами, которые прибывают в Москву в чуть меньших количествах, чем узбекские дыни, но в отличие от дынь прекрасно приживаются. К тому же эти теплолюбивые дети Юга так боятся русской зимы, что оказываются гораздо эффективнее коренных россиян в уборке снега и льда. Не говоря уж о том, энтузиазме, с которым они посыпают столицу песком, пытаясь таким нехитрым способом придать Москве хоть какое-то сходство с милыми их сердцу Каракумами. Тем не менее, в Общество Хан попал не за дворницкие таланты, а благодаря тому, что даже вдали от родины продолжал чтить ее традиции и историю. Случилось это в один из холодных февральский дней, когда он решил использовать выпавший ему выходной для того чтобы поесть настоящего домашнего плова. Подавали это кушанье в какой-то задрипанной забегаловке на ВВЦ, до которой Хану предстояло пройти примерно пол километра от центрального входа под осыпавшими его голову густыми снежными хлопьями, крупными и плотными как созревшие плоды узбекского хлопка. Вдруг примерно в середине нелегкого пути Хан услышал чей-то жалобный голос: «О, Аллах! Как же здесь холодно!» Гастарбайтер остановился как вкопанный и стал оглядываться в поисках замерзающего земляка. Как ни странно вблизи от него никого не оказалось. Если не считать закутанного, как немец под Сталинградом, понурого парня и несчастного ослика, покрытого толстым слоем снега от кончика носа до кончика хвоста.