Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад
Девушка (а по фигуре это была несомненно она!) остановилась на одной ступеньке с Тенькой, и стало видно, что она выше его как минимум на полторы головы. Колдун вальяжно приобнял ее за талию и увлек за собой ниже. Непомерные каблуки ловко клацали по дощатому полу.
— Знакомьтесь, — объявил Тенька, подведя спутницу к столу. — Это Айлаша, что в переводе на принамкский означает «Звезда». С некоторых пор она моя «гел-фра», то есть, возлюбленная.
— Хр-р-р, — гортанно, но вполне приветливо произнесла Айлаша.
— Звезда пока плохо говорит по-принамкски, — пояснил Тенька. — Но мы работаем над этим. Фей-ре, Айлаша?
— О, да, — закивала девушка, разглядывая всех с таким же ошеломленным любопытством, с каким они смотрели на нее. — Ромашка, обда, интеграл! Я положить… нет, полюбить! Фара-фе, пшш, пшш.
— Она очень рада с вами познакомиться, — перевел Тенька. — Садись, Айлаша. Угощайся. Это — картошка.
— О, да, — Айлаша села, немыслимым движением закинув ногу за ногу. — Кар-ша! Фура-мура! Оу!
— Она никогда не видела картошку, — пояснил Тенька, тоже садясь.
Лернэ, наконец, обрела дар речи.
— Тенечка, а почему она… такая раздетая? Ее ограбили в пути, да?
Тенька задумчиво глянул на Айлашу, которая с любопытством тыкала в картофелину длинным фиолетовым ногтем.
— По правде говоря, это не предел. Она специально для вас поскромнее оделась. У них в иных мирах все так ходят. А чего с них взять? Мода, прогресс, постиндустриальное общество, социальный пакет три процента на единицу населения…
Никто ничего не понял, но все прониклись незавидным положением иномирской девушки, которая вынуждена ходить в одних панталонах.
— О, да, — поддержала беседу Айлаша. Она явно была очень общительной. — Оу!
Еще раз игриво ковырнула картофелину ногтем и — все ахнуть не успели — пересела к Теньке на колени, между делом присосавшись ярко-алыми губами к его щеке.
Лернэ густо покраснела. Следом за ней — Зарин, Гера и даже Хавес. Герина матушка схватилась за сердце, Герин отец — за голову. Клима так удивилась, что не уследила за собой и широко зевнула.
— Это уже слишком, — буркнула Ристинка. — В их мире принято устраивать брачную ночь на виду у всех?
— Э-э… нет, — Тенька обхватил девушку за талию и осторожно ссадил с коленей, попутно что-то прощелкав ей на ушко, исколотое серьгами. — У них принято так вести себя с теми, кто нравится.
— Прилюдно? — уточнил Зарин.
— У них это считается верхом целомудрия, — пояснил колдун. — Да вы не думайте, Айлаша хорошая! А что одета не по-нашему, так ведь иной мир!
— Оу! — с улыбкой закивала девушка, услышав свое имя. — О, да!
Гера почувствовал, что сидящая рядом Клима привалилась к его плечу.
Лернэ очень задумчиво и с неодобрением наблюдала, как гостья ложкой отламывает от картофелины кусочек. Герина матушка тяжело вздохнула, смиряясь.
— Ничего. Коли нет у нее нормальной юбки — я из своего сундука кой-чего достану. Ишь, картошку-то как хрумкает, горемычная. Накормим, оденем, платочек на голову повяжем — и не хуже прочих будет. Она корову-то доить умеет?
— Вообще, Айлаша к нам ненадолго, — поспешил уточнить Тенька. — Ей завтра утром на работу. Так что поужинает — и я ее обратно в зеркало провожу.
По кухне разнесся невесомый вздох облегчения.
— А кем она в этом зеркале работает? — заинтересовался Герин отец.
— И в этих панталонах… — не удержался Хавес.
— У Айлаши два высших образования, — с гордостью сообщил Тенька. — Это как если бы она в вашем Институте закончила сперва летное отделение, а потом, например, политическое.
— А зачем? — удивился Гера.
— Неуч, — махнул рукой колдун. — Чтобы знать больше!
— Так кем же она работает? — напомнил Зарин.
Тенька задумался, а потом признал:
— Я так и не понял пока. Не хватает слов. Будто бы кем-то вроде переписчика в отцовской лавке.
— Если бы я закончил кроме летного отделения политическое, — прикинул Гера, — то в переписчики бы точно не пошел! Иначе, зачем оно сдалось, это образование?
— Это на потом, — попытался объяснить Тенька. — Айлаша молодая и опыта работы по профессии у нее нет, поэтому ее нигде не берут. А когда опыт появится — тогда и станет тем, на кого училась.
— Как же у нее появится опыт, если ее нигде не берут, и она работает переписчиком? — резонно заметил Зарин.
— Не знаю, — сдался Тенька. — Наверное, это какая-то особая иномирская традиция. Зато у них там такой научный прогресс!..
— Оу, — подала голос Айлаша и указала на Климу. — Шу-шу!
Гера посмотрел на обду, склонившуюся к его плечу, и обнаружил, что та крепко спит.
— Умотали нашу Климу крутые виражи большой политики, — весело резюмировал Тенька. — А сейчас будет интересненькое состязание между Зарькой и Хавеской за приз отнести нашу досточтимую обду в кровать.
Но Гера лишил всех развлечения, и отнес Климу сам. Его матушка загасила свечи, а Лернэ и Айлаша подоткнули сонной обде одеяло.
— Шу-шу, мурле, — сочувственно проворковала иномирская девушка.
— Говорит, она перед экзаменами так же засыпала, — перевел Тенька.
— У Климы сейчас вся жизнь — экзамен, — вздохнул Гера.
Потом все сообща провожали Айлашу до зеркала. Когда радужный водоворот водяного стекла поглотил фигуристый силуэт в обтягивающих панталонах, Лернэ призналась:
— Ненашенская она. Но добрая. И правда, найти бы ей юбку по росту, или хоть штаны, и пускай приходит в гости.
— Ага, — мечтательно согласился Тенька, посылая девушке из зеркала воздушный поцелуй. — А вот когда я на ней женюсь…
Не готовая к такому повороту Лернэ схватилась за сердце. Герина матушка и даже Ристинка отстали от нее лишь на пару мгновений.
* * *
Клима спала и видела во сне ночь. Такие густые южные ночи, по слухам, бывают только в далёких лесах Голубой Пущи. Официально Голубая Пуща принадлежала Мавин-Тэлэю, и ее обитатели были подданными Ордена, но на деле, как и горцы, имели своих правителей и не слишком любили вмешиваться в военные дела. Испокон веку в Голубую Пущу уходили все, кто искал покоя и тишайшей жизни в забвении дремучих сосен.
Сейчас, во сне, Клима видела эти сосны, а у их подножия — маленькую, покосившуюся от времени хатку с единственным крошечным окошком, из которого лился теплый свет.
Колдовское пламя свеч горит в несколько раз ярче обычного. В старом рассохшемся кресле сидит молодая девушка с жесткими тёмными глазами. Мужчина средних лет, худощавый и немного угловатый, пристроился на лавочке, поджав под себя длинные ноги в стоптанных башмаках.
На столе — остатки позднего ужина.
В печи — прогоревшие уголья.
А между этими двумя непростой
