Расколотый мир - Анастасия Поклад
Уже глубокой ночью Клима потихоньку покинула праздник и забралась на одну из башен здания управы. Сидела на охапке сыроватой соломы, застеленной плащом, и смотрела, все не могла наглядеться на круговерть огней внизу, на разноцветные фигурки людей и на золотые знамена, свисающие с крыш многих центральных домов. Желтая материя нынче была в почете, фиолетовой настало время пылиться по чуланам и кладовкам.
На лестнице, ведущей в башню, послышались топот и голоса, а вскоре показались Гера с корзинкой и Тенька, несущий на вытянутых руках какой-то небольшой круглый предмет на палочке.
— Я же говорил, что наша злокозненная обда устала от этого балагана и отправилась строить коварные планы в тишину и куда повыше! — радостно изрек колдун и протянул Климе палочку. — Держи!
— Это что?
— Яблоко в меду! Гера тебя потерял и хотел бить тревогу, а я решил, что лучше потихоньку разыскать нашу любимую обду и накормить.
— Вернуть товарный вид? — усмехнулась Клима, но яблоко взяла и даже рассеянно откусила. Сладко…
— И это тоже! Обда — лицо государства! А у Принамкского края нынче физиономия, уж извини, усталая, осунувшаяся и не жравшая два дня.
— Тенька, да брось ты уже чепуху молоть! — не выдержал Гера. Тоже сел рядом с Климой, теребя в руках корзинку, и срывающимся голосом произнес: — Моя обда… ты невероятный человек! Из сотни присланных за тобой солдат твою сторону приняло больше половины! Я считаю вместе с пленными, почти все они уже хотят тебе служить. Ни в одном учебнике… Когда я шел за тобой, то даже не думал, что ты настолько… — юноша восхищенно замолчал.
— Ага, интересненько у тебя получается, — безо всякого благоговения подтвердил Тенька, отбирая у Геры корзинку и выкладывая на плащ четверть каравая хлеба, кувшинчик молока, пару холодных котлет из походной кухни и еще пару яблок, только без меда. — Прямо как в сказках. Э, куда! Я тоже буду! — это Клима молча взяла молоко, запить чересчур приторное лакомство.
"Правая рука" только глаза закатил. Тенька в его понимании был неисправим.
— Мы же для Климы это собирали!
— А кувшин я брал себе! И вообще, может, это древний колдовской ритуал.
— С переменным успехом таскать у обды молоко? — фыркнула Клима.
— Ну да, — с серьезной миной кивнул Тенька. — Все колдуны древности так делали!
Глава 4. Песочная геополитика
Летят ветра к далеким берегам,
Сдувая пыль с пустых осенних пляжей.
Сдувая пыль с деревьев, как слова
Принцесс, что жили в этих замках раньше.
Неизвестный автор
— Хорошо здесь, — сказала Дарьянэ, садясь на корточки и тонкими длинными пальцами перебирая песок, похожий на серо-голубую пыль. — Спокойно. Вольно…
Пахло ветром и кислотой — резкий, лимонно-перечный запах, приправленный влагой и горелой листвой. Синеватое море с перламутровым отливом чуть шумело, у самого начала литорали прибой шевелил мохнатые кровянисто-алые клочья тины. Осенью их всегда прибивало к берегу с глубины. По пасмурному небу неспешно текли бесформенные, словно застиранные облачка.
— Ты раньше не бывала на море? — удивился Юрген. Он стоял напротив жены, опираясь на длинную белую доску.
— Один раз, в детстве. Тоже осенью. Папа недоглядел, и я полезла в море, мне тина очень понравилась, — девушка вздохнула, ностальгически поглядывая на красные отблески. — Потом полгода ожоги проходили. Ноги, руки. Я там еще лицо обрызгать умудрилась, потом на коленки от боли грохнулась. То есть, это мне потом говорили, что от боли, я плохо помню. Но моря с тех пор побаивалась и летать туда не хотела.
Даша никому не стала бы рассказывать эту дурацкую историю. Но Юре — можно. Юре все можно рассказывать, когда он вот так слушает, чуть прищурив свои глубокие фиолетовые глаза, изгибает тонкие губы в улыбке и немного морщит прямой точеный нос. Какой же он красивый! Не нос, а Юрген. То есть, нос тоже, но вместе с глазами, губами, овалом лица, светло-пепельными кудрями, стройной фигурой, серебристыми погонами на форменной голубой куртке, белой доской этой… И не важно, что доска их общая, а на Даше почти такая же куртка, и погоны ничуть не менее серебристы. Даже медали у нее и Юры одинаковые! И, как ворчит их начальник и куратор Костэн Лэй, он же Костя Липка, обоих наградили за оригинальные способы самоубийства. Но поскольку в отчете это звучало бы недостаточно пафосно — написали, что за героические подвиги во благо родины. Пусть Юра и Даша не обольщаются, дорогой начальник не позволит им заблуждаться и всегда напомнит лишний раз, что медали эти — знак невероятного везения при феерической глупости. Это ж надо умудриться: один в разбойничье логово без прикрытия лезет, а потом выкапывай его, изображая торопливого кладоискателя; другая язык распускает где ни попадя, хвастается чем попало и перед кем попало, а в итоге дорогое начальство неделю полупрозрачное между жизнью и смертью болтается. А у начальства любимая девушка нервная, да знают ли эти герои доморощенные, сколько литров укропно-валерьяновой настойки влила в себя бедняжка Риша во время бдений у Липкиной кровати? И пусть господа стажеры не краснеют здесь, а головой учатся думать. Потому что думать придется много, особенно в свете той каши, которая заварилась нынче в мировой политике. Надо сказать, не без участия упомянутых стажеров. Вот поэтому им часть этой каши и расхлебывать. Но сперва — учеба. А вы что думали? Сдали экзамены на агентов, и можно ветер в голову пустить? Нет, агенты четырнадцатого корпуса тайной канцелярии — те самые сильфы, у которых ветра в голове быть не должно! И скажите спасибо, что вы не в пятнадцатом или шестнадцатом корпусах. Впрочем, туда таких птенцов не берут. Туда на повышение уходит начальство из четырнадцатого. И Липка сам когда-нибудь уйдет. Лет через пятьдесят. Вот воспитает из Юргена своего преемника и уйдет. А Даша пусть не возмущается тут! У Юрки, в отличие от нее, голова холодная. И язык за зубами прочно сидит. Зато иногда хромает интуиция, поэтому лучше дорогим подчиненным работать в паре. Они все равно муж и жена, должна же быть от этого хоть какая-то польза отечеству? И не надо ловить начальника на слове, вопрос его собственной женитьбы — дело сугубо личное, поскольку Ринтанэ Овь, хвала Небесам, в четырнадцатом корпусе не работает и работать не будет.
Иногда Дарьянэ завидовала Рише. А порой даже думала, что оставила бы с таким трудом полученную работу в канцелярии, завись от этого любовь Юргена. Но, к счастью, к несчастью