Скорми его сердце лесу - Богинска Дара
– Сердечки никуда не денутся, а ты скоро уедешь. Я рад, что тебе лучше.
Лучше? Да, наверно. Я тихо вздохнула, озираясь.
– Знаешь, мама всегда говорила мне: горе, как рваное платье, надо оставлять дома. А мы на празднике! Пройдемся?
Я обхватила его предплечье, и мы двинулись между торговыми прилавками. Свежие цветы, шкворчащие в масле закуски, деревянные игрушки, чего тут только не было! Я остановилась, рассматривая прилавок с масками. Тоширо осторожно взял в руки ту, с которой улыбался пухлощекий человек.
– Юной госпоже, – тут же откликнулся продавец высоким капризным голосом, – не пристало показывать столь красивое лицо! Луна ревнива, и должны любоваться только ею, никак не вами! Купите маску, госпожа, не портите праздник.
Что? Я смутилась, и растерянность на моем лице рассмешила Тоширо.
– Он всем так говорит, – шепнул он, кладя мне в руку монеты на шнурке. – Вот, держи.
Денег было немного. Не успела я сжать ладонь, как со шнура пропала треть, и продавец принялся копаться в своем ассортименте.
– Ну нет, клыки вам будут не впору. И, конечно, не та безвкусица, которую взял юноша… Где-то было у меня… О, вот!
Продавец протянул мне белую округлую маску. Мать-Лиса… Красивая. Я примерила ее, а Тоширо помог завязать ленты на затылке. Себе он взял такую же.
– Тебе идет!
Я смущенно засмеялась.
– Ну что ж, идем дальше.
– До встречи!
Продавец махал нам вслед, пока к прилавку не подошел другой человек.
Кругом кипела толпа, и я снова старалась держаться стороны, чувствуя, как колотится сердце. Тоширо сказал быть аккуратнее с деньгами и вполголоса знакомил со всеми: вот тот, кто ест уже десятое моти тайком, – на самом деле суровейший мужчина, владелец кузницы, хозяйка чайного дома заведует сегодняшними музыкантами, а фейерверками – дядя, он в этом стал мастером. Все меньше вокруг было человеческих лиц, все больше – масок, но я нигде не увидела ни одного ханъё. Это непривычно – в столице на праздниках я привыкла смотреть под ноги, чтобы случайно не отдавить чей-нибудь хвост.
Над нами висела огромная урожайная луна, воздух наполнял приторный запах сладкой пасты, которую кладут в пухлые и липкие рисовые пирожки, и печеного в углях лосося… Аппетит будили эти чудесные ароматы просто отлично. Тоширо тоже тихо сглотнул, но я услышала.
– Ты не против, если я угощу тебя? Вон те пирожные-зайцы выглядят мило.
– Конечно, это же лунные зайцы. – Тоширо, приподняв маску, подмигнул. – Кто я такой, чтобы отказать юной госпоже?
В отличие от продавца масок, стоящий за прилавком мужчина был вовсе не так уж добродушен, хотя, казалось бы, торговец сладостями должен быть приветлив. Но он был худ, смотрел колюче. Рядом с ним сидела, уплетая пирожные одно за одним, столь же неприятная старуха. Огромный рот и множество морщин делали ее похожей на жабу, худую, больную и злую жабу. Их лица смотрелись так диковинно среди всех этих улыбок и смеха, что я не могла от них отойти, даже предчувствуя неприятности. Словно лесные демоны притворились людьми, чтобы побывать на празднике.
– Так-так, милашка Тоширо привел к нам новую гостью? Отведай сладостей, госпожа. Мы никому не скажем, – захихикал продавец.
Что-то скользкое было в его голосе.
– Спасибо вам, но сладости для Тоширо.
Тоширо выбрал треугольное пирожное.
– А чего такое дешевое? Все-таки папаша спустил все денежки на полуживую мамочку?
Я даже не поняла вначале, что он сказал. Не поверила наглости. Тоширо сверкнул глазами сквозь прорези в маске, выронил пирожок прямо на землю, его руки задрожали, спина напряглась. Я поспешно повисла на его локте и оттащила в сторону прежде, чем он сделал или сказал что-то плохое.
– Эй! А заплатить?!
– Какие… злые люди!
Аппетит, само собой, пропал. Тоширо освободился от моей руки.
– И глупые. Какое их дело вообще…
– Отчего они такие грубые? – удивилась я, оглядываясь на продавца. Тот смотрел на нас, что-то говоря старухе. Наверняка что-то противное.
– Да так… Наслушались всякого. Вот и. … это самое. Ну.
Радостный настрой кузена улетучился. Он стянул маску на лоб и пошел по изогнутому кошачьей спинкой мосту. Амэя следовала за мной на некотором отдалении, но я жестом велела ей оставаться на празднике и не идти за нами.
Стоило нам отойти от главной улицы, как гомон толпы стал стихать. Вместо лисьего пламени и драконьего дыхания город освещался простыми огненными фонариками, вокруг которых вились мотыльки. Дома быстро сменились деревьями, и их явно никто не высаживал, слишком неблагородная порода – сплошные сосны. Лес вторгался в город и чувствовал здесь себя как дома.
– Куда мы идем?
Тоширо кивнул на невысокую обветшалую стену. Прямо за ней открывался вид на горы и лес. Зрелая Луна порадовала нас хорошей погодой, и пейзаж был виден во всем своем великолепии. Кузен оперся локтями о стену и вздохнул, уронив голову.
– Знаешь, они не так далеки от истины, – заговорил он, подбирая слова. – У нашей семьи дела и вправду… ну, не очень хороши. Люди говорят всякую ерунду, что папа чуть ли не кровавые ритуалы творит, лишь бы маму вернуть.
– Глупая глупость, – убежденно кивнула я. Тоширо хмыкнул.
– Отец заказывает самые дорогие пилюли, пробует самые радикальные средства… Все это стоит денег. Больших денег…
– Тетушке от них не становится лучше?
– Становится… На день или два. Потом она снова ложится в постель. В последнее время совсем не встает…
– Тоширо… Мне очень жаль это слышать…
Я положила ладонь ему на спину, прижалась щекой к плечу. Он посмотрел на меня с такой смесью эмоций, что грудь затянуло болью. Отчаяние, страх, горе. Не представляю, как можно чувствовать это все так долго и не сойти с ума.
– Да что деньги… Их не жалко. Пусть говорят что хотят. Я смогу заработать еще. Но отец одержим. Если есть хоть один шанс спасти маму, он готов заплатить за это любую цену. И я не про монеты сейчас.
– Он очень любит твою маму, – осторожно заметила я. – Это заслуживает восхищения.
– Да… Да, пожалуй.
Мы замолчали. Сейчас к месту были бы фейерверки, что своими красками развеяли бы наше мрачное расположение духа, но тьма оставалась безразличной и густой. Лес шумел, качая пиками крон. Он походил на живое существо – свернувшегося в долине под нами волка с угольной шерстью, что топорщит холку.
– Помню, как ужасно боялась этого леса все детство. До сих пор кошмары снятся.
– Правда? – Тоширо усмехнулся, благодарно сжав мою руку. Он был рад сменить тему. – Жители провинции Ворона очень суеверны. А наместник даже запретил углубляться в лес, представляешь? Охотники и те не заходят в него лишний раз. А мы только дороги патрулируем.
– Отчего так? Люди пропадают?
– Да не сказать чтобы часто… Как и везде. Но местные думают, что в лесу обитают ду-у-ухи!
Последнее слово он зловеще провыл, защекотав мне бок. Я отпрыгнула, хихикнув. Один из фонариков по соседству прогорел, напоследок затрещав деревянным фитилем.
– О, не начинай! Пожалуйста!
– Что, боишься обмочить футон?
– Ну не настолько же…
– Но вообще история Моря Деревьев довольно… жизненная, что ли? Якобы там, где теперь лес, стоял город, но в нем жили плохие люди, они убивали ради денег, не чтили законы, не давали пожертвования и тем самым прогневали богов. Тогда та гора, – он махнул рукой в сторону седой вершины, – обернулась вулканом и лава хлынула и затопила город, выжгла реку, а всех людей погребла под огнем и пеплом. На следующее утро там, где была лава, вырос лес, будто не было ни деревни, ни вулкана, ничего. Этот лес сейчас вокруг нас. А те, кто там жил, стали ёкаями…
Он рассказывал эту знакомую мне сказку будто самому себе, не пугающим тоном с подвываниями, а задумчиво и даже как-то печально, и я заслушалась. Тоширо постоял еще немного и оттолкнулся руками от стены.
– Боги, прости меня, Солечка. Ты приехала на праздник, а я увел тебя на край города и рассказываю страшилки… Пойдем! – Он опустил маску на лицо. – Мы еще успеем повеселиться!
