Скорми его сердце лесу - Богинска Дара
– Пойду помогу… – вздохнул отец, открывая дверь. Шум дождя заполнил карету, ветер кинул капли в меня, я облизнулась, подставляя прохладе лицо.
Дождь был соленым. Со странным железистым привкусом. Я стерла вязкие капли с лица и уставилась на свою руку. Пальцы были красные.
Папа оперся плечом о дверь и начал падать на спину. Ему стало дурно? Что случилось? Я подставила руки, смягчая его падение. Что-то кольнуло мне ногу сквозь подол платья. Амэя, все это время тихо дремавшая рядом со мной, ахнула.
А я смотрела на стрелы, что торчали из живота и груди отца, и не понимала… Не понимала, что это значит. Отец выдохнул изумленно, его красная одежда быстро темнела.
– Дочка. – Слова вылетели из его рта с каплями крови, кашлем. Снаружи закричал и стих возница. – Беги…
Но я не могла. Нужно было что-то сделать. Папа стиснул зубы, сжал мою руку, что-то прохрипел, но я не расслышала, так громко шумел дождь.
Я была бессильна, только смотрела, как отец замирает, как соскальзывает с груди его рука, как его взгляд останавливается… Будто стеклянная светло-голубая пленка затягивает их. Холодная и мертвая.
– Пап? Пап…
Мы же только что говорили. Спокойно болтали о планах на будущее. Да такого просто не бывает… Не может быть… Амэя кричала. Мой подол намок от крови, шел дождь, выла буря, прогремел гром, но папа уже умер. Нет, нет, нет. Не умер! Он не мог умереть. Не мог оставить меня… Нет… Не может быть… Я услышала, как где-то скулит собака, и не поняла, что это мой голос, пока кто-то не сказал:
– Хватит выть.
Голос был хриплый, мужской. В открытой двери кареты стоял высокий человек, я узнала его и почему-то обрадовалась. Хэджайм!
– Хэджайм!.. На нас напали, надо помочь отцу…
– Ему уже ничего не поможет. Верно, парни?
Я никого не видела, но услышала смешки.
Все это будто не со мной происходило. Точно сон. Такого не бывает. Не бывает…
Хэджайм цыкнул кому-то, и появившийся из завесы дождя мужчина за ноги выдернул отца из кареты. Он сильно стукнулся головой, я подскочила, попятилась. Уперлась спиной в другую дверь, нащупала ручку. Папа сказал бежать. Я послушная дочка. Я послушаюсь… Мое кимоно было бурым, хотя я надевала голубое, подол отчего-то разрезан, из царапины на бедре текла кровь.
Я дернула дверь от себя и вывалилась в дождь, но меня поймали и грубо сжали чьи-то руки. У нижней челюсти кольнуло.
– Девчонку сюда, – рявкнул Хэджайм. Меня приволокли к нему, я боялась пошевелиться, чувствуя нож у горла. От разбойника, что держал меня, пахло кислым саке и потом.
Я оглянулась. Вокруг возницы грязь краснела, он лежал неподвижно… И тут я увидела лук в руках у генерала. И я все поняла.
– Это ты… Это ты… – Слова вырвались вместе с прерывистым вздохами, что жгли грудь.
– Это я, – спокойно сказал Хэджайм. – Ну здравствуй, госпожа.
– Ты убил папу! Убил… За что?
Генерал посмотрел на отца в грязи так, будто впервые видел. Потом перевел взгляд на лук в своей руке и тренькнул по тетиве пальцем. Я смотрела, но не понимала до конца, что я вижу. Будто дымка, все закрывала пелена дождя.
– Да захотелось просто, – с ухмылкой ответил он. Я обвисла в руках разбойника, сокрушенная этим ответом.
– Господин, тут еще девка. Что делать с ней? Бойкая, тварь!
Амэя все продолжала вырываться и грубить, ее ударили и кинули в грязь. Завывая, она бросилась ко мне.
– Ее отпусти. Ты забыл мой приказ? Эта должна выжить.
Стоило хватке ослабнуть, как я рухнула. Амэя протянула ко мне руки, обняла за плечи и прижала к себе. Из уголка ее губы текла кровь, и я подала ей платок.
– Вы заплатите за это! – прошипела Амэя, вскидывая голову на Хэджайма. – Господин ши Рочи узнает про это! Император узнает про это! Вы убили его слугу! Вы все трупы!
– Ух какая, – усмехнулся тот, что держал меня. – Соколица! Господин, можно мне ее…
– Нет.
Хэджайм присел рядом с нами на корточки и улыбнулся. Наверно, так он улыбался, избивая Сина. Убивая его. Он точно убил его.
Он заговорил, глядя мне в лицо:
– А ты хорошо держишься, моя умница. Жаль, что это тебе не поможет.
Плюнуть бы в его глаза, но во рту пересохло. Я лишь сильнее вцепилась в руки Амэи. Я молчала. Ничего не делала. Все тело обмякло. Я только смотрела на генерала и не верила, что он мог сделать с нами все это.
«Клинок знакомого. Он убивает быстрее, потому что знает куда бить». Хэджайм знал.
Хэджайм подобрал пальцами мой подбородок, посмотрел изучающе, немного недоуменно, кажется, но я вырвалась. Он отдернул руку.
– Не трогай меня, – прошипела я.
– Какой взгляд… – Он продолжал улыбаться, будто все это – какая-то шутка. – Глаза как стеклышки. Жаль, но ты должна умереть.
– Почему?! – пискнула я, желая оттянуть момент. Мысли метались: сделай что-нибудь, найди и выхвати нож, ударь его в лицо! Но это лишь разозлило бы его.
– Все просто, милая. Ты мешаешь моим планам.
Я не поняла, что случилось дальше. Резкая боль вгрызлась в затылок, от нее брызнули слезы, и зрение сузилось, все вокруг начало темнеть и глохнуть. Завизжала Амэя, а потом – хоп! – и упала поверх меня. Теряя сознание, я успела подумать: хорошо, так я не почувствую боль. Просто умру, будто просто усну и не проснусь.
Успела услышать мужской крик. И все.
Мы стояли перед богатым домом, у которого был разбит сад. Со всех сторон благоухали напоенные влажностью цветы, но мне было все равно. Болела голова.
Перед нами стояла немолодая женщина с ярким, но изысканным макияжем. Она представилась госпожой Эми Сато. Ее дорогое кимоно открывало увядающую шею и грудь, а черные волосы свивались в змеиный клубок на затылке. В руках у нее был веер, которым она по очереди поднимала наши лица.
– Слишком смуглая. Глаза злые. Будет банщицей, – Амэе.
– Эта красивая. И волосы густые. Но взрослая… – Она цыкнула на солдата-ворона, который привел нас сюда. Тот харкнул в сторону. – Сколько тебе, дитя?
Я не отвечала. Пусть лицо мое было поднято, я ничего перед собой не видела. Стоило вееру перестать поддерживать мой подбородок, как я уронила голову.
– Взрослые девушки, из которых я не успею сделать что-то достойное…
– Господин ши Тайра повелел вам забрать их, а не торговаться.
– Мы обучаем артисток с восьмилетнего возраста! Что мне делать с этими?
– Меня не волнует. Приказ господина.
Эми Сато взмахнула веером, закрыла им лицо и протянула руку. В нее упал мешочек, звякнув тяжело и металлически. Старая артистка хмыкнула.
– Так и быть. Хм, посмотрим, что из этого выйдет. Но сначала их надо отмыть.
Голоса обтекали меня, звучали эхом в горах, далеким и чуждым, выли и стучали в висках и особенно – затылке. Лишь иногда мир вокруг проступал сквозь них. Боль в затекших руках. Запах цветов и удушливых духов госпожи Сато, от которых меня затошнило. Взгляды десятков девиц, что выглядывали из окон и смотрели на нас, оценивая, будто тунца на рынке…
Я снова опустила голову. Пыль под ногами сменилась каменными ступенями, затем – деревянным полом. Мелькнул нож, разрезавший путы. Госпожа Сато спросила у Амэи:
– Ты была ее служанкой, как мне сказал господин Ито?
– Да, – ответила Амэя.
– Тогда отвечаешь за нее. В углу бочка, смойте с себя кровь. Новые платья оставят под вашей дверью вместе с едой. Чуть позже вас осмотрит лекарка. Передохните… Но с завтрашнего дня мне плевать, кто тут госпожа, а кто нет. Вы все будете слушаться меня и старших юдзе[22]. Это понятно?
Мы промолчали. Когда нас оставили наедине, Амэя первым делом кинулась к затянутому бумажной перегородкой окну, выглянула.
– Одни девушки… Стражи мало! Если мы будем аккуратны, сможем бежать!
Я посмотрела на нее без особого интереса. Бежать? Куда? Отец мертв. На дорогах нас схватят разбойники, и генерал, он…
Амэя упала передо мной на колени и сжала руки.
– Нам надо бежать! Если мы сбежим ночью, то сможем к утру добраться до твоего дяди, Соль! Рассказать ему все!
