Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

Обосновавшись в своей комнате, Дервиалис сел за письма, и первое из них было адресовано Аргасу Гебиру. Вот что он писал:

«Господин Гебир!

Сегодня ночью должны сбыться великие надежды Аргелена. Будьте готовы ко всему и следите за Пилором: его двери могут оказаться открытыми.

Дальнейшее я предоставляю вам как полководцу.

Второе письмо адресовалось Рамасу Эргеребу и было еще короче первого:

«Господин Эргереб!

Я на месте. Равалль поверил всему. Этой ночью Пилор падет.

Запечатав оба письма, Дервиалис пристроил их на спину гаэрам и выпустил птиц в окно, приговаривая:

— Летите, мои пташки, и пусть ветер держит ваши крылья, а мои послания пусть будут погибелью той стране, что предпочла мне нахального выскочку без стыда и совести и с помыслами, отравленными ядом порока!

В эту ночь никто в лагере аргеленцев не сомкнул глаз. За дверями Пилора следили так, как приговоренный к смерти следит за топором палача, как парящий в небе джилгар следит за равилем, копошащимся у норы.

Ровно в полночь из-под двери на каменный мост просочился тоненький лучик света, невидимый сверху, и те, кто сидел у моста, распластавшись по земле и прикрыв горящие глаза плащами, встрепенулись, выхватив мечи, и кинулись на этот условный сигнал.

Пока в Пилоре разобрались, что к чему, в крепость успела проникнуть по крайней мере сотня вражеских воинов. Они обступили двери, не позволяя эстеанам закрыть их, и из дверей выныривали все новые и новые воины противника. Они растеклись по всей крепости, не давая ее защитникам отгородиться от них заслонами и безошибочно находя дорогу в лабиринте лестниц и коридоров Пилора: Эргереб заранее ознакомил их с планом крепости, который ему составил Дервиалис.

К утру Пилор пал. Всех, кто выжил в ночной резне, заточили в казематах Пилора, пообещав им, что их будет позволено выкупить, если у их родни найдутся на это деньги.

— А вас, Равалль, — сказал коменданту Дервиалис, — я буду держать здесь до тех пор, пока вы не издохнете от сырости, какую бы цену за вас ни давали. Я хочу посмотреть, как ваш обожаемый Аскер, которого вы все считаете благородным героем, явится вас спасать, и здорово повеселюсь, глядя на его старания. Всем известно, что Пилор неприступен, и только предательство, лучшая из добродетелей, открывает его двери, а такие простодушные болваны, как вы, Равалль, делают это возможным.

Седьмого кутвине под вечер Аскер и Моори подъезжали к Болору.

Еще издали было заметно, как за время их отсутствия поселение изменилось. Болор не был городом, но сейчас в нем находилось столько народу, сколько бывает в Хагелоне в день празднования Первого Дня Весны. Многочисленные ополченцы, прибывшие сюда по приказанию короля или по собственному почину, наводнили Болор и шумными толпами растеклись по округе. Словно из-под земли выросли палатки и шатры, а те, кто были победнее, ночевали просто под телегами. Кругом пылали костры, варилась похлебка, над поселением плыли запахи стряпни и гул голосов. В этом гуле нередко слышались возмущенные крики: то ополченцы спорили из-за места, занятого чьей-то палаткой, то болорцы проклинали на чем свет стоит мародера, залезшего в чей-нибудь огород поживиться пиной.

Ривалон с утра до вечера был полон народу: одни ходили к нему за водой, другие купались сами и купали своих берке, так что мелкий золотистый песок в воде стоял мутным облаком целый день и опадал только к утру. К реке ходили все, ходили часто — по три-четыре раза на день, к ней обращали взоры, но почему-то никто не решался перейти или переплыть на другой берег. Хотя крылатые вести о победе эсторейской армии уже долетели до Болора, левый берег Ривалона по-прежнему пугал ополченцев, — ведь за рекой лежал Сайрол, дикая и чужая земля, откуда привыкли ждать только беды и несчастья.

Теперь из-за Ривалона ждали армию-победительницу. И хотя каждый в Болоре понимал, что раньше завтрашнего утра она не прибудет, тем не менее с того самого момента, как было получено радостное известие, все время от времени считали своим долгом взглянуть на восток — просто так, из любопытства. Поэтому неудивительно, что два всадника, появившиеся из степи в лучах предзакатного солнца, были немедленно замечены.

Дозорные, дежурившие у моста, выбежали на самую его середину, желая первыми встретить приезжих. Еще издалека они узнали Аскера по его неповторимому благодаря рогам силуэту и Моори по его мощной фигуре. Не дожидаясь, пока они подъедут поближе, дозорные взяли на караул и крикнули изо всех сил, чтобы слышал весь Болор:

— Да здравствует Лио Фархан Аскер, звезда нашей победы! Слава!!!

Болорские хозяюшки и ополченцы, побросав свои дела, сломя голову кинулись к мосту — встречать новоявленного триумфатора. Возле моста образовалась давка: каждый хотел протиснуться вперед и, если повезет, удостоиться взгляда великого героя.

Аскер въехал на мост, немного осадил своего берке и приветствовал толпу полным достоинства жестом, допустив на свое лицо едва заметную улыбку.

— Да здравствует Аскер! — закричали болорцы, вне себя от радости. — Пусть славится в веках имя того, кто даровал Эсторее победу над врагами! Пусть удача всегда сопутствует его делам!

— Благодарю вас, мои дорогие болорцы, — сказал Аскер, едва наклонив голову. — А теперь не будете ли вы столь любезны, чтобы дать мне проехать?

Толпа, запрудившая мост, в одно мгновение расступилась, давая Аскеру дорогу. Аскер прогарцевал по мосту среди приветственных криков, сохраняя полнейшую невозмутимость. Моори ринулся за ним, вовремя сообразив, что толпа за Аскером может сомкнуться и что он не проедет до вечера.

Но никакие приветственные крики, сколь бы оглушительны они ни были, не могли заставить Аскера забыть, зачем он сюда приехал. Его беспокоило состояние Терайн. Он оглянулся по сторонам, ища, у кого бы спросить, где находится знаменитая воительница. В толпе, окружавшей его, его взгляд упал на какую-то бабушку. В левой руке бабушка держала большую ложку: видимо, известие о приезде Аскера застало ее у котла, и она так и побежала на Гизенский мост, с ложкой в руке.

— Госпожа, — обратился к ней Аскер, склоняясь с седла, — не подскажете ли вы мне, где я могу найти Терайн Галойр, гедрскую воительницу?

— Там, господин Аскер, — указала бабушка ложкой на постоялый двор, где размещался штаб. От непривычно вежливого обращения столь великого аврина у нее задрожали руки, и ложка покатилась в пыль.