Третий Лад - Родион Создателев
Лихой обратил внимание, как почтенный дьяк, на пути к Детинцу, на его глазах превращался из солидного ворона в крошечную пташечку. Плечи и хребет скукожились, шея вросла в туловище, клюв поник. Смерд никчёмный, а не важнейший приказной человек. Метаморфозы, да...
На Красном Крыльце дьяка Фому Колотовкина и опричника Лихого встретил тот самый глава Дворцового приказа — престарелый боярин Ростислав Глебович Куркин. Поклон вельможе. По коридорам шныряли дельцы-ухари в малиновых кафтанах — дворцовые подьячие. Приметив начальника, малиновый народец склонял голову в кратком поклоне и спешил далее по своим делам. Глубоко в пояс кланялись Куркину прочие встречные: дворцовые бабы из кухни в чёрных и золотистых сарафанах, молодые стольники в белых рубахах, подпоясанные расписными алыми кушаками; хозяйственные девки, тащившие корзины с бельём. Слегка поклониться Ростиславию Куркину умудрился даже мужик с огромной седой бородой, что стоял на самом верху деревянной лестницы и чинил в стене каменную кладку...
“Истинный муравейник…” — мелькнула мысль в голове Якова.
Но вот Куркину и его спутникам встретились на пути двое вельмож, один другого жирнее, наряженные в длиннополые расшитые золотом кафтаны-фе́рязи — бояре из Государева Собрания. У одного на голове имелась высокая меховая горлатка, а у другого — расшитая зелёными и золотистыми нитями шапка-тафья. Толстые пальцы оказались сплошь покрыты драгоценными камнями: яхонты, агаты, смарагды, диаманты... Здесь Куркин и опричный дьяк Колотовкин сами замерли на месте, как подмороженные, сотворили глубокий поклон в пояс. Знать ответила им на приветствие лёгкими кивками шибко благородных голов.
Яков Лихой с удивлением рассматривал высокую горлатную шапку из чернобурой лисицы на голове у вельможи и замедлил с поклоном. Дьяк Колотовкин дёрнул раззяву за рукав кафтана, не разгибая хребта. Опричник одумался и поспешно склонил спину в глубочайшем поклоне. Знатный муж в шапке-тафье пошевелил тонкими пшеничными бровями, как хамоватый рыжий таракан усиками, с неудовольствием разглядывая дерзкого воронца-развисляя. У опричника ёкнуло: “Затянул с поклоном, баля́ба я…”
А когда троица продолжила путешествие по коридорам Детинца, Якову припомнился один разговор при тлеющей свече с ныне покойным подьячим во время шахматной баталии… Колычев размеренно покачал головой, когда опричник Лихой срубил его ферзя, малость времени помолчал, гоняя внутри себя некую мысль, да и выдал replica: “Да уж, Яков Данилович, утекли те времена... Это ныне возгордились собою жабы немерено. Пуп у нас добрый. А бывалоча квакуши млели от страху, когда вороные кафтаны зрели…”
Тревога в душе молодого опричника росла каменной скалой. Яков Данилович совсем растревожился, когда Куркин привёл его к высоким резным дверям, по обеим краям которых стояли двое стрельцов-рынд в белых кафтанах. Вельможа принялся втолковывать герою, как следует входит к кесарю. А в голове худородного дворянина царили сейчас: шум, гам, сумятица. Он сам превратился... не в пташку, нет; в букашку.
Тут Яков Лихой с ужасом осознал, что дьяк Колотовкин... постучал скрюченным пальцем в двери Царской Палаты: тук, тук. Пара мгновений — одна из створок слегка приоткрылась. Опричнику привиделось, что в проёме мелькнул знакомый хищный профиль с крючковатым носом…
— Яков Данилыч, ты чуешь, что я тебе нашёптываю? — озаботился Ростиславий Куркин.
Опричник собрался с духом, откашлялся... и солдатским голосом ответил главе Дворцового приказа:
— Всё слышал, Ростислав Глебович. Все слова запомнил.
— А ты ещё молодцом, карась воложанский, — усмехнулся старик Куркин. — Некоторые попервой в обморок шмякаются...
Яков Лихой осенил себя троекратным знамением.
— С Богом, опричник, — толкнул Якова в спину боярин Куркин.
Колотовкин раскрыл одну из створок дверей. Воложанский карась жидкими ногами вошёл внутрь Царской Палаты, сделал три шага вперёд и замер на месте...
Перед глазами Якова плыл туман. Где-то впереди имелось высокое резное кресло-трон, на котором сидел, сгорбившись... какой-то гигант. Рядом с Великим Князем стояла знакомая фигура в чёрном кафтане. По левую и правую руку тряслись стены Палаты, расписанные затейливыми узорами. Парень приметил икону в дальнем углу, стол с письменными принадлежностями и кипой бумаг, три стула с золочёной резьбой. Часть стены была обита шёлковой багряной материей. Там стоял, наискосок прислонившись к полотну, Царёв Посох с округлым набалдашником, сплошь усыпанный каменьями...
Туман в голове визитёра смешался со свечением от драгоценных камней посоха, и молодой опричник-букашечка напрочь забыл, что ему следует делать, войдя в Царскую палату. Карасик воложанский приплыл в гости к сому-Господину. Выручай малька, Господи!
Глава 6. Дела государевы
“На пол упасть — первое дело, наверное!”
Яков Данилович бухнулся коленями на пол и сложил спину ниц в самом нижайшем поклоне.
“Далее — поприветствовать самодержца…” — лихорадочно смекал молодой опричник.
Яков Лихой разогнул спину и громко гаркнул:
— Гойда тебе, великий наш Царь!
Важный человек в кресле-троне тряс подбородком, посмеиваясь над кривляньями и завываниями кромешника. Князь Милосельский, спесиво поджав губы и скрестив на груди ручища, с неудовольствием пялился на своего воина, будто он делал что-то не так...
“Чего ещё сделать то, Бог ты мой, подскажи…” Опричника осенило: “Надо на икону перекреститься!” Яков Данилович суетливо осенил себя троекратным знамением.
— Ближе ходи, чего у дверей пал?
Яков Лихой засеменил коленями вперёд и остановился неподалёку от кресла-трона с высокой спинкой, обитой лазоревым бархатом с золотистыми кистями. Государь оказался обыкновенным мужем зрелого возраста, одетым в парчовый о́хабень брусничного цвета с отложным воротом, усыпанный жемчугом и прочими драгоценными каменьями. На голове сидела чёрная шапка-тафья, расшитая, как у того знатного боярина — золотистыми и зелёными нитями. На пальцах сверкали три перстня: рубиновый яхонт и два диаманта. Ореховые глаза смотрели на юного опричника приветливо и со вниманием.
— Спаситель мой, Государь. Силён в бою, остропонятен в учении, богобоязненный, — улыбнулся князь Милосельский.
— Знаю, справлялся о нём.
Самодержец встал с кресла-трона, прошёл вперёд, замер перед стоящим на коленях опричником, властным движением руки ухватился пальцами за подбородок Якова и приподнял вверх его лицо, ослепляя глаза парня искрами рубинового яхонта.
— Экие очи, зело приятные. Как ручей лесной, васильковым цветом переливаются...
“А Государь то среднего росту, а я думал — великан, — размышлял Яков Лихой, впившись в Царя округлыми глазищами. — И телом совсем сухощавый, никакой дородности у него нету”. Острый взор самодержца насквозь прошивает иглами. Он всё про тебя понимает, всё знает. А
