Граница дозволенного - Дмитрий Гартвиг
— Навряд ли во мне найдёте преданного читателя, — я покачал головой. — Лезть в папские дрязги — себе дороже. Sanctum Officium не просто так имеет свою грозную славу. Любопытные языки и длинные носы Псы Господни умеют отсекать с поразительным мастерством.
Маг рассмеялся.
— Ну, времена уже не те, сами днём говорили. Но всё же, неужели и про Орден Крови Создателя не слышали ничего?
— Не-а, — зевнул я.
То ли вино с родины моего знакомого мага наконец успокоило расшатанные кошмаром нервы, то ли долгая дорога брала-таки своё, но я почувствовал, как веки сами собой налились свинцом. Ноги под одеялом тихо млели от верблюжьего тепла, а организм никак не мог взять в толк, на кой хрен я морожу уши, если мог бы давным-давно укутаться в тёплую шерсть.
— Ну, и ладно. Правильно, — произнёс вновь благодушным тоном Эдвин, заметив моё состояние, — пора и честь знать. Даст Создатель, следующую ночь проведём уже на перевале.
— Ага, — сонно хохотнул я. — На границе заночевать — три шкуры сдерут.
— С вашим кошельком вы этого даже не заметите.
Натянув одеяло по самые уши, я в последний раз взглянул на тёмный лес. Он оставался всё также недвижим, тихо поскрипывая о чём-то своём. То ли обсуждая записи мага, в которые он заглянул через плечо еловой веткой, то ли шушукаясь о Лесном Царе, летящем на своём чёрном коне сквозь чащу. А может и не то, и не другое. Может, еловый бор, стоящий в стране раскольников и бунтарей, славил Жертвенность ангела, как и полагалось всему живому в эту ночь. Но долго об этом думать не пришлось.
Уже через несколько секунд я вновь провалился в объятия сна. На этот раз тёмного и долгого, без окровавленного лица матери.
Глава 9
— Куда! — орал, срывая голос, солдат. — Куда, ёб твою мать! Стоять, кому говорю! Тпру!..
Это уже для наших лошадей.
Понятное дело, что заметили мы его давно. Грозный воин стоял, прислонившись спиной к путеводному столбу (который следовало обозвать палкой) и мирно подрёмывал, стойко перенося все тяготы и лишения караульной службы.
Внимания на него мы до поры до времени решили не обращать. Мало ли местных сумасшедших. Болото-то когда исчезло, лет пять назад? Вот остаточные газы на мозги населению и давят. Заставляют брать дедово копьё, напяливать латы и стоять у околицы, пугая случайных путников. А может вообще, и не сумасшедший никакой, а просто притомился воин, решил отдохнуть. Невмоготу уже было службу нести, остановился прикорнуть. Однако, чем ближе мы подъезжали, тем громче становился стук наших копыт, от которого бравый часовой всё-таки проснулся.
И тут же с матом бросился наперерез, останавливать коней.
Естественно, те его не послушали. Но вожжи всё равно пришлось натянуть. Длинное, со следами ржавчины копье, направленное в грудь моей животины, было достаточно красноречиво. Но ещё более красноречивым был остальное отделение, вынырнувшее из придорожных кустов словно мелкие бесы и взявшее нас в полукольцо.
Мы остановились как раз под табличкой с надписью «Хогген», нацарапанной прямо на кривом деревянном брусе, почерневшем от времени. Деревушка эта была мне хорошо знакома по моим прошлым разам, когда выпадало «счастье» побывать в Лирране. Она стояла ровно на развилке дорог, одна из которых, та, что севернее, вела к полузаброшенному старому тракту, которым после суетливых действий новых властей никто и не пользовался. Все предпочитали ехать по новому пути, проложенному через бывшие болота. Судя по слухам, стоило это революционным властям баснословных денег, но зато сократило путь до Журавлиного перевела почти втрое, до одного дневного перехода.
Не сказать, что изменения пришлись деревеньке по вкусу. Стояла она, как я уже говорил, на болотах, тем и кормилась. Торф, болотное железо, ягоды и промысел. Сейчас же она представляла собой всего лишь пяток дворов, сиротливо жмущихся к корчме. Её же и обсуживающих.
Откуда в такой глуши мог взяться целый отряд, возглавляемый колоритным ратником с лицом олигофрена и густой чёрной бородой — мне было решительно непонятно. На бандитов они не были похожи, бандиты доспехов, пусть даже и средней паршивости, не носят. И тем более не вышивают на плечах серебристого орла — революционный герб Лирраны.
— Чё такое? — сквозь зубы бросил я, оказавшись ближе всех к бравому солдату революции.
Не люблю, когда мне хамят. Особенно, когда хамит быдло, у которого зубы жёлтые и кольчуга на подмышках ржавчиной покрылась. Не говоря уже о нечищенном копье.
И это, между прочим, десятник. Вон, лычка на рукаве.
Солдат злобно поднял взгляд вверх, уставившись мне в переносицу. При взгляде сверху вниз был похож на злющего старичка-боровичка из детской сказки, учиняющего погром на кухне и творящего прочие пакости весёлой малышне. Особенно сходство дополнял плоский шлем, выполненный в виде грубой металлической тарелки.
— Ты почёкай мне ещё тут, — огрызнулся он, слегка постукивая кромкой наконечника по груди лошади. Животное испуганно покосилось на него, фыркнуло и переступило ногами. — Запрещён проезд. Вертай взад.
«Сука, если он мне лошадину спугнёт…» — подумал я, но мысль окончить не успел. В наш краткий обмен любезностями вмешался Эдвин.
— Любезный, а позвольте поинтересоваться причиной, по которой мы не можем проехать дальше?
Он был, как всегда, сама дипломатичность. Вояка, правда, такого подхода не оценил. Одним пальцем заложив ноздрю, он шумно высморкался, попав моей лошади на бабки, от чего та снова фыркнула.
— Не положено. Приказ командования. Разворачивайтесь щасже.
— Так, любезный, я понимаю, что проезд запрещён, но позвольте узнать, почему? Это ведь новый тракт, одна из главных транспортных артерий Лирраны.
Десятник поводил челюстью из стороны в сторону, соображая, стоит ли ему делиться с нами информацией или всё же послать подозрительную троицу куда подальше. Судя по всему, в нём боролись два аспекта одного и того же чувства собственной важности. Хотелось походить гоголем перед незнакомцами и показать, что он тут не суртульские щи лаптем хлебает. И одновременно же — упиться собственной малой толикой власти и погнать незваных гостей прочь.
Победил гоголь.
Подбоченясь, десятник горделиво выплюнул сквозь зубы:
— Аристократишек беглых добиваем. С городу сдриснули, в лесах прятались. Хотели заговор учинить да Першунг взять с накскоку. Не получилося, раньше вычислили.
