Наталия Мазова - Свита Мертвого бога

«Может, я все-таки зря не сказала ему, что у меня нет женской крови с самого замка Лорш?» – на миг задумалась она. Да нет, не зря. Ни к чему отягощать его еще и такой подробностью.

ЭПИЛОГ,

который одновременно служит первой главой совсем другого повествования

Что изменилось в эти двенадцать

месяцев, угадай с налета!

Правильно – ничего, или очень мало,

пустой был срок…

Из Индола Джарвис выехал затемно, сгорая от нетерпения, так что достиг усадьбы Герейнет до полудня. Когда он подъехал к холму, на котором высилась усадьба, дул точно такой же ветер, как и год назад. Правда, эта осень, в отличие от прошлой, выдалась куда теплее – в полях еще доцветали последние цветы, а временами солнце припекало так, что хотелось расстегнуть куртку.

Между двумя столбами по-прежнему не было и намека на ворота, но сад обнесли легкой деревянной оградой. Да и сам дом на холме издали привлекал внимание свежим голубовато-серым цветом.

Наверняка это не единственные изменения, которые ждут его здесь. Помнит ли еще его Тай, или с головой ушла в занятия с учениками и хозяйственные хлопоты?

Поначалу он тоже надеялся, что забудет ее. Всю зиму провел на Драконьих островах, где уже привыкли к его отсутствию и почти не заметили возвращения – копался в библиотеке, благо пара рукописей из коллекции Эрдана подтолкнула его мысли в новом направлении, беседовал с Сехеджем, честно пытался флиртовать с красавицами своей крови… И в начале марта, взвыв от тоски, бросил все и снова уплыл на континент.

Розыски пресловутого летхи в горах Новой Меналии ничего не дали. То есть оно там даже имелось – ложная гробница с тремя характерными фресками на трех стенах и возвышением из местного красноватого гранита, – но силой в этом месте и не пахло. Зачем, спрашивается, искал? К тому же на обратном пути внезапная гроза снова загнала его в монастырь, где некогда обитала Тай, хотя он всей душой стремился избежать этого. Разумеется, мать Файял высказала ему все, что думает о непорядочных молодых людях, которые, прикрываясь брошью со Звездным Змеем, врут в глаза. То есть настоятельница не отрицала, что инициатива побега полностью принадлежит Тай, однако и Джарвиса полностью невиновным считать отказывалась.

Если до того принц еще испытывал иллюзии, что время заровняет память, как прибой следы на песке, то теперь они развеялись окончательно. Он смотрел, как расцветают маки в Герийской пустыне, целовал точеных алмьярских красавиц, выходил на ночной лов с салнирскими рыбаками – и везде перед его внутренним взором неотступно стояла Тай. В анатаорминской рубашке и роскошном плаще, в дорожном костюме цвета песка, в Замковой парче, но чаще всего – в клетчатом лаумарском платье, у ворот, такая беззащитная на бешеном ветру…

Зачем вообще что-то искать, если и так все понятно, и никому от этого не легче? Если весь дневной мир – по сути, тот же Замок, чье население состоит из демонов, их приближенных и искренне заблуждающихся, и весь обмен энергией в нем сводится к одному – первым выкачать побольше из третьих, чтобы иметь возможность кинуть подачку вторым? Как и в Замке, здесь почти любой – не то, чем кажется, а броских личин, скрывающих пустоту, днем ничуть не меньше, чем ночью… И лишь она – стержень, опора, предел, единственное настоящее среди поддельного. Сердцевина плода, из которой можно добыть и молоко для вскармливания, и яд, убивающий за три вдоха. Единственный критерий, к которому ему суждено возвращаться всю свою жизнь. Тайбэллин, Тайах, просто Тай…

В конце концов он принял решение. Пусть так. Он скажет ей все, что накипело у него на душе, а там будь что будет. Если он ей не нужен, то имеет право услышать об этом открытым текстом.

Он снова заглянул на родные острова, буквально на четыре дня – и с тем же кораблем вернулся на континент.

У двух столбов Джарвис спешился и вошел в сад, ведя коня в поводу. Сад тоже изменился – все погибшие и поломанные деревья были удалены, а вместо перепутанной вьюнком чащобы, в которую превратился давно заглохший ягодник, теперь ровными рядами росли молодые кусты. Среди кустов возился невысокий молодой человек в теплом крестьянском свитере, сгребая опавшие листья. Садовник, наверное… Светловолосый, как большая часть лаумарцев, однако волосы достаточно длинные и на вайлэзский манер связаны шнурком на затылке. На каком языке к нему обращаться?

– Извините, не могли бы вы сказать, где сейчас находится госпожа Альманда? – наконец произнес принц по-лаумарски.

Садовник выпрямился, смерил Джарвиса взглядом – и вдруг выпалил на чистейшем меналийском:

– Так вы и есть тот долгоживущий, который сделал ребенка Тайбэллин и потом смылся? Поздновато спохватились, нечего сказать!

– Ка… какого ребенка?! – похолодел Джарвис.

– Того самого, которого я полгода назад достал из чрева, мною же и взрезанного! – с неприкрытой враждебностью отчеканил светловолосый. – Благодарение небесам, что именно в тот день я решил навестить ее в усадьбе! А взбрело бы мне это в голову сутками позже – и в ответ на ваш вопрос пришлось бы показывать холмик с цветами!

– Я ничего не знал ни про какого ребенка… – пересохшими губами произнес Джарвис.

– А то, что смертные от долгоживущих не рожают, вы знали? Что на последнем месяце срока ваши отродья выделяют какую-то гадость, которой отравляют кровь своим матерям?

– Еще бы мне этого не знать, – на лбу принца проступила испарина. – Ребенка в таких случаях, как правило, можно спасти, но вот женщину…

– Так какого же демона было использовать одного из величайших алхимиков современности, как подстилку в борделе? – яростно прошипел молодой человек с граблями. – Или в самом деле правду говорят, что у долгоживущих нет ни чести, ни совести, а прочие люди для вас – лишь дойное стадо?

– И что же тогда с Тай? – только и смог выдавить Джарвис после того, как протолкнул в легкие немного воздуха. Страх за нее настолько оглушил его, что он даже не услышал оскорбления, за которое в другое время потянул бы из ножен меч.

– Тайбэллин жива и здорова, – видимо, светловолосому понравилось поведение принца, ибо тон его стал чуть менее неприязненным. – Но обязана этим она даже не мне, а исключительно чуду. Прежде я никогда в жизни не делал кесарева сечения живой женщине и уж тем более не был уверен, что извлечение ребенка сразу же остановит интоксикацию организма.

– Не знаю, как вас благодарить, – у Джарвиса разом отлегло от сердца, остался лишь горячий шум в ушах. – Значит, вы врач?

– О да, – светловолосый отряхнул ладонь о холщовые штаны и протянул руку Джарвису. – Альгрен Жеди из Индола, медик в третьем поколении.